Блог Сергея Тюрина

Рудненская икона Божией Матери была обретена в 1687 году в местечке Рудня Могилевской епархии. В октябре 1689 года священник Василий, клирик Рудненского храма, перенес икону в Киев и поставил в Печерский женский монастырь. В 1712 году этот монастырь был соединен с киевским Флоровским Вознесенским монастырем, куда и была перенесена Рудненская икона. В этом монастыре чудотворная икона хранится и ныне.
На иконе изображена Божия Матерь, держащая на левой руке Младенца с благословляющей десницей. На Пресвятой Деве и Спасителе — короны. Память Рудненской иконы Божией Материсовершается также 12 октября (25 октября по н.ст.).

 

Святая равноапостольная Ольга была супругой великого князя Киевского Игоря. Борьба христианства с язычеством при Игоре и Ольге, княживших после Олега († 912), вступает в новый период. Церковь Христова в последние годы княжения Игоря († 945) становится значительной духовной и государственной силой в Русском государстве. Об этом свидетельствует сохранившийся текст договора Игоря с греками 944 года, который включен летописцем в «Повесть временных лет», в статью, описывающую события 6453 (945) года.
Мирный договор с Константинополем должен был утверждаться обеими религиозными общинами Киева: «Русь крещеная», то есть христиане, приводились к присяге в соборном храме святого пророка Божия Илии; «Русь некрещеная», язычники, клялись на оружии в святилище Перуна Громовержца. Тот факт, что христиане поставлены в документе на первом месте, говорит о их преимущественном духовном значении в жизни Киевской Руси.
Очевидно, в момент, когда договор 944 года составлялся в Царьграде, у власти в Киеве стояли люди, сочувствовавшие христианству, сознававшие историческую необходимость приобщения Руси к животворной христианской культуре. К этому направлению принадлежал, возможно, и сам князь Игорь, официальное положение которого не позволяло ему лично перейти в новую веру, не решив вопроса о Крещении всей страны и установлении в ней православной церковной иерархии. Поэтому договор был составлен в осторожных выражениях, которые не помешали бы князю утвердить его и в форме языческой клятвы, и в форме присяги христианской.
Но пока византийские послы прибыли в Киев, обстановка на Днепре существенно изменилась. Четко определилась языческая оппозиция, во главе которой стояли варяжские воеводы Свенельд и его сын Мстислав (Мстиша), которым Игорь дал в держание Древлянскую землю.
Сильно было в Киеве и влияние хазарских иудеев, которым не могла прийтись по нраву мысль о торжестве Православия в Русской земле.
Не сумев преодолеть косности обычая, Игорь остался язычником и скрепил договор по языческому образцу — клятвой на мечах. Он отверг благодать Крещения и был наказан за неверие. Год спустя, в 945 году, восставшие язычники убили его в Древлянской земле, разорвав между двух деревьев. Но дни язычества и основанного на нем жизненного уклада славянских племен были уже сочтены. Бремя государственного служения возложила на себя, при трехлетнем сыне Святославе, вдова Игоря — великая княгиня Киевская Ольга.
Имя будущей просветительницы Русского края и родину ее «Повесть временных лет» впервые называет в статье о женитьбе Игоря: «и привели ему жену из Пскова, именем Ольгу». Принадлежала она, уточняет Иоакимовская летопись, к роду князей Изборских, одной из забытых древнерусских княжеских династий, которых было на Руси в Х-ХI вв. не меньше двадцати, но которые все были вытеснены со временем Рюриковичами или слились с ними посредством браков. Некоторые из них были местного, славянского происхождения, другие — пришлые, варяжские. Известно, что скандинавские конунги, приглашенные на княжение в русские города, неизменно принимали русский язык, часто — русские имена и быстро становились настоящими русскими как по образу жизни, так и по мировоззрению и даже по физическому облику.
Так и супругу Игоря звали варяжским именем Хельга, в русском «окающем» произношении — Ольга, Вольга. Женское имя Ольга соответствует мужскому Олег (Хельги), что значит «святой». Хотя языческое понимание святости совершенно отлично от христианского, но и оно предполагает в человеке особый духовный настрой, целомудрие и трезвение, ум и прозорливость. Раскрывая духовное значение имени, народ Олега назвал Вещим, Ольгу — Мудрой.
Позднейшие предания называли ее родовым имением село Выбуты, в нескольких километрах от Пскова вверх по реке Великой. Еще недавно показывали на реке Ольгин мост — у древней переправы, где Ольга встретилась с Игорем. Псковская топонимика сохранила немало названий, связанных с памятью великой псковитянки: деревни Ольженец и Ольгино Поле, Ольгины Ворота — один из рукавов реки Великой, Ольгина Гора и Ольгин Крест — близ Псковского озера, Ольгин Камень — у села Выбуты.
Начало самостоятельного правления княгини Ольги связано в летописях с рассказом о грозном возмездии древлянам, убийцам Игоря. Клявшиеся на мечах и веровавшие «только в свой меч», язычники обречены были Божиим судом от меча и погибнуть (Мф. 26, 52). Поклонявшиеся, среди прочих обожествленных стихий, огню — нашли свое отмщение в огне. Исполнительницей огненной кары Господь избрал Ольгу.
Борьба за единство Руси, за подчинение Киевскому центру раздираемых взаимной враждой племен и княжеств прокладывала путь к окончательной победе христианства в Русской земле. За Ольгой, еще язычницей, стояла Киевская христианская Церковь и ее Небесный покровитель святой пророк Божий Илия, пламенной верой и молитвой сводивший огонь с неба, и победа ее над древлянами, несмотря на суровость победительницы, была победой христианских, созидательных сил в Русском государстве над силами языческими, темными и разрушительными.
Ольга Богомудрая вошла в историю как великая созидательница государственной жизни и культуры Киевской Руси. Летописи полны свидетельств о ее неустанных «хождениях» по Русской земле с целью благоустроения и упорядочения гражданского и хозяйственного быта подданных. Добившись внутреннего укрепления власти Киевского великого князя, ослабив влияние мешавших собиранию Руси мелких местных князей, Ольга централизовала все государственное управление с помощью системы «погостов». В 946 году с сыном и дружиной прошла она по Древлянской земле, «устанавливая дани и оброки», отмечая села, становища и места охот, подлежащие включению в киевские великокняжеские владения. На другой год ходила в Новгород, устраивая погосты по рекам Мсте и Луге, всюду оставляя зримые следы своей деятельности. «Ловища ее (места охоты) были по всей земле, установленные знаки, места ее и погосты, — писал летописец, — и сани ее стоят в Пскове до сего дня, есть указанные ею места для ловли птиц по Днепру и по Десне; и село ее Ольжичи существует и поныне».
Устроенные Ольгой погосты, являясь финансово-административными и судебными центрами, представляли прочную опору великокняжеской власти на местах.
Будучи прежде всего, по самому смыслу слова, центрами торговли и обмена («гость» — купец), собирая и организуя вокруг себя население (вместо прежнего «полюдья» сбор дани и налогов осуществлялся теперь равномерно и упорядоченно по погостам), Ольгины погосты стали важнейшей ячейкой этнического и культурного объединения русского народа.
Позже, когда Ольга стала христианкой, по погостам стали воздвигать первые храмы; со времени Крещения Руси при святом Владимире погост и храм (приход) стали неразрывными понятиями. (Лишь впоследствии от существовавших возле храмов кладбищ развилось словоупотребление «погост» в смысле «кладбище».)
Много трудов приложила княгиня Ольга для усиления оборонной мощи страны. Города застраивались и укреплялись, Вышгороды (или Детинцы, Кромы) обрастали каменными и дубовыми стенами (забралами), ощетинивались валами, частоколами. Сама княгиня, зная, сколь враждебно относились многие к идее укрепления княжеской власти и объединения Руси, жила постоянно «на горе», над Днепром, за надежными забралами киевского Вышгорода (Верхнего города), окруженная верной дружиной. Две трети собранной дани, по свидетельству летописи, она отдавала в распоряжение киевского веча, третья часть шла «к Ользе, на Вышгород» — на нужды ратного строения. Ко времени Ольги историки относят установление первых государственных границ России — на западе, с Польшей. Богатырские заставы на юге сторожили мирные нивы киевлян от народов Дикого Поля. Чужеземцы спешили в Гардарику («страну городов»), как называли они Русь, с товарами и рукодельями. Шведы, датчане, немцы охотно вступали наемниками в русское войско. Ширятся зарубежные связи Киева. Это способствует развитию каменного строительства в городе, начало которому положила княгиня Ольга. Первые каменные здания Киева — городской дворец и загородный терем Ольги — лишь в нашем веке были разысканы археологами. (Дворец, точнее его фундамент и остатки стен были найдены и раскопаны в 1971-1972 гг.)
Но не только укрепление государственности и развитие хозяйственных форм народной жизни привлекало внимание мудрой княгини. Еще более насущным представлялось ей коренное преобразование религиозной жизни Руси, духовное преображение русского народа. Русь становилась великой державой. Лишь два европейских государства могли в те годы соперничать с нею в значении и мощи: на востоке Европы — древняя Византийская империя, на западе — королевство Саксов.
Опыт обеих империй, обязанных своим возвышением духу христианского учения, религиозным основам жизни, показывал ясно, что путь к будущему величию Руси лежит не только через военные, но прежде всего и преимущественно через духовные завоевания и достижения. Поручив Киев подросшему сыну Святославу, великая княгиня Ольга летом 954 года, взыскав благодати и истины, отправляется с большим флотом в Царьград. Это было мирное «хождение», сочетавшее задачи религиозного паломничества и дипломатической миссии, но политические соображения требовали, чтобы оно стало одновременно проявлением военного могущества Руси на Черном море, напомнило гордым «ромеям» о победоносных походах Аскольда и Олега, прибившего в 907 году свой щит «на вратах Цареграда».
Результат был достигнут. Появление русского флота на Босфоре создавало необходимые предпосылки для развития дружеского русско-византийского диалога. В свою очередь, южная столица поразила суровую дочь Севера разнообразием красок, великолепием архитектуры, смешением языков и народов мира. Но особенное впечатление производило богатство христианских храмов и собранных в них святынь. Царьград, «царствующий град» греческой империи, еще при самом основании (точнее, возобновлении) в 330 году посвященный святым равноапостольным Константином Великим (память 21 мая) Пресвятой Богородице (это событие праздновалось в Греческой Церкви 11 мая и перешло оттуда в русские месяцесловы), стремился во всем быть достойным своей Небесной Покровительницы. Русская княгиня присутствовала за Богослужением в лучших храмах Константинополя — Святой Софии, Влахернской Богоматери и других.
Сердце мудрой Ольги открылось святому Православию, она принимает решение стать христианкой. Таинство Крещения совершил над нею Патриарх Константинопольский Феофилакт (933-956), а восприемником был сам император Константин Багрянородный (912-959). Ей было наречено в Крещении имя Елена в честь святой равноапостольной Елены (память 21 мая), матери святого Константина, обретшей Честное Древо Креста Господня. В назидательном слове, сказанном по совершении обряда, Патриарх сказал: «Благословенна ты в женах русских, ибо оставила тьму и возлюбила Свет. Благословят тебя русские люди во всех грядущих поколениях, от внуков и правнуков до отдаленнейших потомков твоих». Он наставил ее в истинах веры, церковном уставе и молитвенном правиле, изъяснил заповеди о посте, целомудрии и милостыне. «Она же, — говорит преподобный Нестор Летописец, — склонила голову и стояла, словно губа напаяемая, внимая учению, и, поклонившись Патриарху, промолвила: «Молитвами твоими, Владыко, да сохранена буду от сетей вражеских».
Именно так, со слегка наклоненной головой, изображена святая Ольга на одной из фресок Киевского Софийского собора, а также на современной ей византийской миниатюре, в лицевой рукописи Хроники Иоанна Скилицы из Мадридской национальной библиотеки. Греческая надпись, сопровождающая миниатюру, называет Ольгу «архонтессою (то есть владычицей) Руссов», «женою, Эльгою по имени, которая пришла к царю Константину и была крещена». Княгиня изображена в особом головном уборе, «как новокрещеная христианка и почетная диаконисса Русской Церкви». Рядом с ней в таком же уборе новокрещеной — Малуша († 1001), впоследствии мать святого равноапостольного Владимира (память 15 июля).
Такого ненавистника русских, каким был император Константин Багрянородный, непросто было заставить сделаться крестным отцом «архонтессы Руси». В русской летописи сохранились рассказы о том, как решительно и на равных разговаривала Ольга с императором, удивляя греков духовной зрелостью и государственной мудростью, показывая, что русскому народу как раз под силу воспринять и умножить высшие свершения греческого религиозного гения, лучшие плоды византийской духовности и культуры. Так святой Ольге удалось мирным путем «взять Царьград», чего до нее не смог сделать ни один полководец. По свидетельству летописи, сам император вынужден был признать, что «переклюкала» (перехитрила) его Ольга, а народная память, соединив предания о Вещем Олеге и Мудрой Ольге запечатлела эту духовную победу в былинном сказании «О взятии Царяграда княгиней Ольгой».
Константин Багрянородный в своем сочинении «О церемониях византийского двора», дошедшем до нас в единственном списке, оставил подробное описание церемоний, сопровождавших пребывание святой Ольги в Константинополе. Он описывает торжественный прием в знаменитой палате Магнавре, под пение бронзовых птиц и рычание медных львов, куда Ольга явилась с огромной свитой из 108 человек (не считая людей из дружины Святослава), и переговоры в более узком кругу в покоях императрицы, и парадный обед в зале Юстиниана, где, по стечению обстоятельств, промыслительно встретились за одним столом четыре «государственных дамы»: бабушка и мать святого равноапостольного Владимира (святая Ольга и ее спутница Малуша) с бабушкой и матерью его будущей супруги Анны (императрица Елена и ее невестка Феофано). Пройдет немногим более полувека, и в Десятинном храме Святой Богородицы в Киеве будут рядом стоять мраморные гробницы святой Ольги, святого Владимира и блаженной «царицы Анны».
Во время одного из приемов, рассказывает Константин Багрянородный, русской княгине было поднесено золотое, украшенное камнями блюдо. Святая Ольга пожертвовала его в ризницу Софийского собора, где его видел и описал в начале ХIII века русский дипломат Добрыня Ядрейкович, впоследствии архиепископ Новгородский Антоний: «Блюдо велико злато служебное Ольги Русской, когда взяла дань, ходивши в Царьград; во блюде же Ольжине камень драгий, на том же камени написан Христос».
Впрочем, лукавый император, сообщив столько подробностей, как бы в отместку за то, что «переклюкала его Ольга», задал нелегкую загадку историкам Русской Церкви. Дело в том, что преподобный Нестор Летописец рассказывает в «Повести временных лет» о Крещении Ольги под 6463 (955 или 954) годом, и это соответствует свидетельству византийской хроники Кедрина. Другой русский церковный писатель ХI века, Иаков Мних, в слове «Память и похвала Владимиру… и как крестилась бабка Владимира Ольга», говоря о кончине святой княгини († 969), отмечает, что она прожила христианкой пятнадцать лет, и относит тем самым время Крещения к 954 году, что тоже совпадает с точностью до несколько месяцев с указанием Нестора. Между тем Константин Багрянородный, описывая пребывание Ольги в Константинополе и называя точные даты устроенных им в ее честь приемов, с несомненностью дает понять, что все это происходило в 957 году. Для примирения данных летописи, с одной стороны, и показаний Константина, с другой, русским церковным историкам пришлось предполагать одно из двух: либо святая Ольга для продолжения переговоров с императором в 957 году приехала в Константинополь уже во второй раз, либо она крестилась вообще не в Царьграде, а в Киеве в 954 году и единственное свое паломничество в Византию совершила, уже будучи христианкой. Первое предположение более вероятно.
Что касается непосредственно дипломатического исхода переговоров, у святой Ольги были основания остаться недовольной ими. Добившись успеха в вопросах о русской торговле в пределах империи и подтверждении мирного договора с Византией, заключенного Игорем в 944 году, она не смогла, однако, склонить императора к двум важным для Руси соглашениям: о династическом браке Святослава с византийской царевной и об условиях восстановления существовавшей при Аскольде православной митрополии в Киеве. Ее недовольство исходом миссии явственно звучит в ответе, который она дала, уже по возвращении на родину, присланным от императора послам. На запрос императора относительно обещанной военной помощи святая Ольга через послов резко ответила: «Если ты так же постоишь у меня в Почайне, как я в Суду, то тогда дам тебе воев в помощь».
Вместе с тем, несмотря на неудачу стараний об учреждении на Руси церковной иерархии, святая Ольга, став христианкой, ревностно предавалась подвигам христианского благовестия среди язычников и церковного строительства: «требища бесовская сокруши и нача жити о Христе Иисусе». Она воздвигает храмы: Святителя Николая и Святой Софии в Киеве, Благовещения Пресвятой Богородицы — в Витебске, Святой Живоначальной Троицы — во Пскове. Псков с того времени называется в летописях Домом Святой Троицы. Храм, построенный Ольгой над рекой Великой, на месте, указанном ей, по свидетельству летописца, свыше «Лучом Трисиятельного Божества», простоял более полутора веков. В 1137 году святой князь Всеволод-Гавриил († 1138, память 11 февраля) заменил деревянный храм каменным, который был перестроен в свою очередь в 1З63 году и сменен наконец доныне существующим Троицким собором.
И другой важнейший памятник русского «монументального Богословия», как называют нередко церковное зодчество, связан с именем святой равноапостольной Ольги — храм Софии Премудрости Божией в Киеве, заложенный вскоре по возвращении ее из Царьграда и освященный 11 мая 960 года. Этот день отмечался впоследствии в Русской Церкви как особый церковный праздник.
В месяцеслове пергаменного Апостола 1307 года под 11 мая записано: «В тот же день освящение Святой Софии в Киеве в лето 6460». Дата памяти, по мнению церковных историков, указана по так называемому «антиохийскому», а не по общепринятому константинопольскому летоисчислению и соответствует 960 году от Рождества Христова.
Святая Ольга недаром получила в Крещении имя святой равноапостольной Елены, обретшей Честное Древо Креста Христова в Иерусалиме. Главной святыней новосозданного Софийского храма стал Святой Крест, принесенный новой Еленой из Царьграда, и полученный ею в благословение от Константинопольского Патриарха. Крест, по преданию, был вырезан из цельного куска Животворящего Древа Господня. На кресте была надпись: «Обновися Русская земля Святым Крестом, его же прияла Ольга, благоверная княгиня».
Святая Ольга много сделала для увековечения памяти первых русских исповедников имени Христова: над могилой Аскольда воздвигла Никольский храм, где, по некоторым сведениям, сама была впоследствии похоронена, над могилой Дира — вышеназванный Софийский собор, который, простояв полвека, сгорел в 1017 году. Ярослав Мудрый на этом месте построил позже, в 1050 году, церковь святой Ирины, а святыни Софийского Ольгина храма перенес в каменный храм того же имени — доныне стоящую Софию Киевскую, заложенную в 1017 году и освященную около 1030 года. В Прологе ХIII века об Ольгином кресте сказано: «иже ныне стоит в Киеве во Святой Софии в алтаре на правой стороне». Разграбление киевских святынь, продолженное после монголов литовцами, которым город достался в 1341 году, не пощадило и его. При Ягайле в период Люблинской унии, объединившей в 1384 году Польшу и Литву в одно государство, Ольгин крест был похищен из Софийского собора и вывезен католиками в Люблин. Дальнейшая судьба его неизвестна.
Но среди бояр и дружинников в Киеве нашлось немало людей, которые, по слову Соломона, «возненавидели Премудрость», как и святую княгиню Ольгу, строившую Ей храмы. Ревнители языческой старины все смелее поднимали голову, с надеждой взирая на подраставшего Святослава, решительно отклонившего уговоры матери принять христианство и даже гневавшегося на нее за это. Нужно было спешить с задуманным делом Крещения Руси. Коварство Византии, не пожелавшей дать Руси христианство, было на руку язычникам. В поисках решения святая Ольга обращает взоры на запад. Никакого противоречия здесь нет. Святая Ольга († 969) принадлежала еще к неразделенной Церкви и вряд ли имела возможность вникать в богословские тонкости греческого и латинского вероучения. Противостояние Запада и Востока представлялось ей прежде всего политическим соперничеством, второстепенным по сравнению с насущной задачей — созданием Русской Церкви, христианским просвещением Руси.
Под 959 годом немецкий хронист, именуемый «продолжатель Регинона», записывает: «пришли к королю послы Елены, королевы руссов, которая крещена в Константинополе, и просили посвятить для сего народа епископа и священников». Король Оттон, будущий основатель Германской империи, охотно откликнулся на просьбу Ольги, но повел дело не спеша, с чисто немецкой основательностью. Лишь на Рождество следующего, 960 года, епископом Русским был поставлен Либуций, из братии монастыря святого Альбана в Майнце. Но он вскоре умер (15 марта 961 года). На его место был посвящен Адальберт Трирский, которого Оттон, «щедро снабдив всем нужным», отправил, наконец, в Россию. Трудно сказать, что случилось бы, не промедли король так долго, но когда в 962 году Адальберт появился в Киеве, он «не успел ни в чем том, за чем был послан, и видел свои старания напрасными». Хуже того, на обратном пути «некоторые из его спутников были убиты, и сам епископ не избежал смертной опасности».
Оказалось, что за прошедшие два года, как и предвидела Ольга, в Киеве совершился окончательный переворот в пользу сторонников язычества и, не став ни православной, ни католической, Русь вообще раздумала принимать христианство. Языческая реакция проявилась настолько сильно, что пострадали не только немецкие миссионеры, но и некоторые из киевских христиан, крестившихся с Ольгой в Царьграде. По приказу Святослава, был убит племянник святой Ольги Глеб и разрушены некоторые построенные ею храмы. Разумеется, здесь не обошлось без византийской тайной дипломатии: настроенные против Ольги и встревоженные возможностью усиления Руси за счет союза с Оттоном, греки предпочли поддержать язычников.
Провал миссии Адальберта имел промыслительное значение для будущего Русской Православной Церкви, избежавшей папского пленения. Святой Ольге оставалось смириться с происшедшим и полностью уйти в дела личного благочестия, предоставив бразды правления язычнику Святославу. С ней по-прежнему считались, к ее государственной мудрости неизменно обращались во всех трудных случаях. Когда Святослав отлучался из Киева, а он большую часть времени проводил в походах и войнах, управление государством вновь вручалось княгине-матери. Но вопрос о Крещении Руси был временно снят с повестки дня, и это, конечно, огорчало святую Ольгу, считавшую Христово благовестие главным делом своей жизни.
Она кротко переносила скорби и огорчения, старалась помогать сыну в государственных и военных заботах, руководить им в героических замыслах. Победы русского войска были для нее утешением, особенно разгром давнего врага Русского государства — Хазарского каганата. Дважды, в 965 и в 969 году, прошли войска Святослава по землям «неразумных хазаров», навсегда сокрушив могущество иудейских властителей Приазовья и Нижнего Поволжья. Следующий мощный удар был нанесен по мусульманской Волжской Болгарии, потом пришла очередь Болгарии Дунайской. Восемьдесят городов по Дунаю было взято киевскими дружинами. Одно беспокоило Ольгу: как бы, увлекшись войной на Балканах, Святослав не забыл о Киеве.
Весной 969 года Киев осадили печенеги: «и нельзя было вывести коня напоить, стояли печенеги на Лыбеди». Русское войско было далеко, на Дунае. Послав к сыну гонцов, святая Ольга сама возглавила оборону столицы. Святослав, получив известие, вскоре прискакал в Киев, «приветствовал мать свою и детей и сокрушался, что случилось с ними от печенегов». Но, разгромив кочевников, воинствующий князь вновь стал говорить матери: «Не любо мне сидеть в Киеве, хочу жить в Переяславце на Дунае — там середина земли моей». Святослав мечтал о создании огромной русской державы от Дуная до Волги, которая объединила бы Русь, Болгарию, Сербию, Причерноморье и Приазовье и простерла свои пределы до самого Царьграда. Мудрая Ольга понимала, что при всем мужестве и отваге русских дружин им не справиться с древней империей ромеев, Святослава ждала неудача. Но сын не слушал предостережений матери. Тогда святая Ольга сказала: «Видишь, я больна. Куда хочешь уйти от меня? Когда похоронишь меня, отправляйся куда захочешь».
Дни ее были сочтены, труды и скорби подорвали ее силы. 11 июля 969 года святая Ольга скончалась, «и плакали по ней плачем великим сын ее, и внуки, и все люди». Последние годы, среди торжества язычества, ей, когда-то гордой владычице, крестившейся от Патриарха в столице Православия, приходилось тайно держать при себе священника, чтобы не вызвать новой вспышки антихристианского фанатизма. Но перед смертью, вновь обретя прежнюю твердость и решимость, она запретила совершать над ней языческие тризны и завещала открыто похоронить ее по православному обряду. Пресвитер Григорий, который был с нею в 957 году в Константинополе, в точности выполнил ее завещание.
Святая Ольга жила, умерла и погребена была как христианка. «И тако поживши и добре славящи Бога в Троице, Отца и Сына и Святого Духа, почи в блазии вере, сконча житие свое с миром о Христе Иисусе, Господе нашем». Как свой пророческий завет последующим поколениям, она с глубоким христианским смирением исповедала свою веру о своем народе: «Воля Божия да будет! Аще восхощет Бог помиловати роду моего Земли Руския, да возложит на сердце им обратитися к Богу, якоже и мене Бог сие дарова».
Бог прославил святую труженицу Православия, «начальницу веры» в Русской земле чудесами и нетлением мощей. Иаков Мних († 1072) через сто лет после ее смерти писал в своей «Памяти и похвале Владимиру»: «Бог прослави тело рабы Своей Олены, и есть в гробе тело ее честное, и неразрушимое пребывает и до сих дней. Блаженная княгиня Ольга прославила Бога всеми делами своими добрыми, и Бог прославил ее». При святом князе Владимире, по некоторым данным в 1007 году, мощи святой Ольги были перенесены в Десятинный храм Успения Пресвятой Богородицы и положены в специальном саркофаге, в каких принято было класть мощи святых на православном Востоке. «И ино чудо слышите о ней: гроб камен мал в церкви Святыя Богородицы, ту церковь создал блаженный князь Владимир, и есть гроб блаженныя Ольги. И на верху гроба оконце сотворено — да видети тело блаженныя Ольги лежаще цело». Но не всем было явлено чудо нетления мощей равноапостольной княгини: «Иже с верою придет, отворится оконце, и видит честное тело лежаще цело и дивится чуду таковому — толико лет в гробе лежаще телу неразрушившемуся. Достойно похвалы всякой тело то честное: в гробе цело, яко спя, почивает. А другим, иже не с верою приходят, не отворится оконце гробное, и не видет тела того честного, но только гроб».
Так и по кончине святая Ольга проповедовала вечную жизнь и воскресение, наполняя радостью верующих и вразумляя неверующих. Была она, по словам преподобного Нестора Летописца, «предтекущая христианской земли, аки денница пред солнцем и аки заря пред светом».
Святой равноапостольный великий князь Владимир, вознося свое благодарение Богу в день Крещения Руси, свидетельствовал от лица своих современников о святой равноапостольной Ольге знаменательными словами: «Благословити тя хотят сынове рустии, и в последний род внук твоих».

 

20 июля в день блаженной кончины Михаила Васильевича Мантурова, ближайшего помощника преподобного Серафима Саровского по созиданию Дивеевского монастыря, в селе Нуча в доме-музее Мантуровых братией подворья Свято-Успенского мужского монастыря Флорищева пустынь была отслужена панихида. Молились об упокоении его души и прихожане.

Могила Михаила Васильевича находится в Архангельском приделе Казанского собора Серафимо-Дивеевского монастыря в алтаре, рядом с престолом.

После того, как Михаил Мантуров получил исцеление от неизлечимой болезни по молитвам святого саровского старца, по его же совету он продал Нучинское имение и принял на себя добровольную нищету. На вырученные им деньги были построены Рождественские храмы в Дивееве.

Монастырская братия поминает родителей преподобной Елены Мантуровой – Екатерину и Василия, а также старшего брата Михаила за каждым богослужением, а также просит и их ходатайства перед престолом Божиим.

Ольга Дмитрук

При цитировании ссылка (гиперссылка) на сайт Выксунской епархии обязательна. 23/07/2020.

 

21 июля весь Православный мир молиться Казанской иконе Божией Матери в память явления чудотворного образа Богородицы «во граде Казани». Этот святой образ особенно почитается в России с давних времён. Поэтому на святом месте в деревне Фомино Чкаловского района, где бьет святой источник, и был построен храм Казанской Божией Матери.

После Божественной литургии настоятель церкви в честь Преображения Господня села Пурех протоиерей Михаил Балабанов всех пришедших на святой источник окропил святой водой и поздравил с праздником. Он сказал: «Только с верой сможем не потеряться и выстоять в это смутное время, когда всё в мире неустойчиво и изменчиво. Вера наша да сохранит нас в этом бурном море житейском. Как и святой Патриарх Тихон завещал: «Русь святая, храни Веру Православную, в ней же тебе утверждение». Молитвами Божией Матери, да поможет нам Бог сохранить нашу Веру и нашу Россию!».

Богослужение было совершено со всеми правилами санитарной безопасности, с защитными масками и соблюдением дистанции.

При цитировании ссылка (гиперссылка) на сайт Выксунской епархии обязательна. 23/07/2020.

 

В советский период Покровский женский монастырь в поселке Ардатов постигла участь всех обителей нижегородской земли: осквернение, разорение и постепенная ликвидация. Свидетельницей всех этих событий стала его последняя игуменья Еннафа, о судьбе которой сохранились немногочисленные архивные документы и воспоминания паломников.

Игуменья Еннафа (в миру Евдокия Степановна Шилина) родилась 10 февраля (по ст. стилю) 1874 года в Ардатове, в мещанской семье. Два года девочка училась в местном городском училище, но в 10-летнем возрасте осиротела и была отдана на воспитание в Покровскую обитель. Там она и прожила фактически всю свою жизнь, начиная. Будучи малограмотной провинциальной монахиней, она свято хранила монашеские обеты и она искренне любила свой монастырь, исполняя различные послушания.

До революции ардатовские сестры ради своего пропитания и в пользу доходов монастыря занимались не только сельскохозяйственным трудом, но и рукоделиями: вышивкой, вязанием теплой обуви, ткачеством, покраской тканей и готовой одежды, шитьем. Кроме этого, они зарабатывали украшением икон фольгою и сухими цветами, а в начале XX столетия уже успешно занимались иконописью и золочением икон. Отличался этот монастырь и тем, что в его храмах находилось большое количество  Богородичных икон, многие из которых являлись редкими с точки зрения иконографии.

Спустя годы, после праведного монашеского послушания, 2 марта 1916 года состоялось пострижение Евдокии Шилиной в монашество с именем Еннафа – в честь святой мученицы. По традиции, монашеское имя в то время выбирали созвучное мирскому, на такую же букву. День памяти мученицы Еннафы по церковному календарю совершается 10/23 февраля и совпадает с днем рождения будущей ардатовской игуменьи.

В первые послереволюционные годы, в самый сложный период, отмеченный в Нижегородской губернии массовым голодом, эпидемией тифа и падением нравов среди обывателей, матушка Еннафа фактически взяла на себя заботу и попечение о многочисленных сестрах монастыря. В январе 1919 года ее избрали председательницей монастырского Церковного совета (эта была новая должность, уже советского времени). Произошло это по требованию новой власти. Вот как сообщала об этих событиях сама матушка Еннафа (текст приводится в орфографии подлинника): «…6 января 1919 года в монастырь пришли члены земельного отдела и приказали сестрам выбрать новый совет,<…> и тяжелый крест выпал на мою долю и меня избрали в председательницы монастырского совета. И я не зная как мне поступить, тот час же пошла и рассказала все матушке игумении. Матушка, видимо, всего этого перепугалась и также ничего не могла мне посоветовать. <…> И не желая окончательного разорения Святой обители и по настоянию сестер приняла на себя эту обязанность, вполне сознавая, что я сделала это против церковных правил. <…> И я сокрушаясь о выбывших сестрах обители, а более всего, что с сестрами выселили и нашу матушку игумению и мы остались совсем одинокие».

После этих скорбных событий по требованию Преосвященного Евдокима (Мещерского), архиепископа Нижегородского и Арзамасского, матушка Еннафа отказалась от новой должности. При этом правящий архиерей советовал престарелой игуменье Тарасии (Горюновой) найти начальницу для Покровской обители в другом монастыре. Сама же матушка Еннафа была согласна и на этот вариант, лишь бы выбрали не ее, ибо не считала себя достойной стать руководительницей сестер, но сами монахини монастыря, поблагодарив владыку за этот совет, пожелали иначе. Подписав коллективное прошение, 220 ардатовских сестер просили у Преосвященного Евдокима разрешения выбор сделать из числа своих насельниц.

17/23 октября 1919 года на подворье Серафимо-Дивеевского монастыря в Нижнем Новгороде по благословению архиепископа Евдокима представители женских монастырей, присланные на общее епархиальное собрание, приняли решение организовать в монастырях «рабочие артели». Уже в январе 1920 года все оставшиеся монашеские общины – 10 женских (из 24-х) и две мужские (из 8-ми) – стали по новому советскому законодательству сельхозартелями, а затем совхозами.

12 января 1920 года ардатовская игуменья Тарасия была официально уволена церковной властью. Она управляла обителью с 1886 года, но по причине немощи и болезни подала прошение уйти на покой. 2 февраля того же года старшему монастырскому священнику протоиерею Николаю Введенскому поручили произвести выборы новой настоятельницы. И тогда все сестры вновь единодушно избрали для себя в руководительницы монахиню Еннафу, которая на тот момент являлась регентом монастырского хора и старшей сестрой в рукодельной мастерской. По официальным спискам, в Покровской обители в то время проживали 204 насельницы (монахини и послушницы).

Именно трудами матушки Еннафы ради сохранения монастыря в Ардатове организовалась трудовая монашеская артель. Монахини и послушницы стали работать в составе местного «Союза кооперативов», получая от него заказы на пошив одежды, обуви и одеял. По требованию новой советской власти занимались сестры и сельскохозяйственным трудом. Как отмечал благочинный монастырей, настоятель Высокогорской пустыни игумен Платон, «…сестры работают на советских хозяйствах и других учреждениях. Работают по совести и везде получают одни только похвалы. За это дали им земли, лугов; стали относится и к монастырю хорошо, чего раньше не было. К этому нужно прибавить и то, что все монастырские службы идут своим чередом».

Сохранились и некоторые донесения и рапорты матушки Еннафы на имя архиепископа Евдокима. В них она сообщала о происходивших в Ардатове событиях. К примеру, 29 марта 1920 года в обитель явились уездный военный комиссар и член местного исполкома, которые заявили о необходимости помочь Красной армии и разместить в монастыре 1500 (!) красноармейцев. «Но когда он [то есть комиссар — прим. авт.] сделал это предложение, то все сестры на собрании заявили, что не могут оставить монастырь», – напишет впоследствии матушка Еннафа. Ее монахини были готовы к так называемому «уплотнению», но отказывались выселяться из родной обители в другие монастыри. В связи с этим уже на следующий день, 30 марта 1920 года игуменья как председатель монастырского совета написала в Ардатовский исполком: «Покровский монастырь, его храмы, могилы умерших сестер составляют священные предметы для сестер, вокруг которых объединились религиозные чувства всех сестер. И наш «святой патрон» основатель монастыря о. Серафим завещал жить и трудиться на этом месте по его заветам в духе христианской любви».

         Защищала матушка, прежде всего, тот уклад монашеской духовной жизни, который сформировался в обители по заветам Саровских старцев, которые и благословили создание этой женской общины в уездном провинциальном городке. Особо чтили ардатовские сестры могилку и домик-келью прозорливого старца Антония Муромского, прозванного в народе «грошевником». Этот подвижник благочестия проживал в обители последние годы своей жизни, в период с 1851 по 1861 год.

Стоит процитировать еще один документ, касающийся последней ардатовской настоятельницы. Эту характеристику представил викарный епископ Павловский Ювеналий (Машковский), в подчинении которого тогда находился Ардатовский монастырь: «…Монахиня Еннафа вступила в управление монастырем при самых тяжелых условиях. По имеющимся у меня сведениям, она отнюдь не домогалась настоятельства. <…> При неоднократных посещениях г. Ардатова ото всех, включая и гражданскую власть, я слышал о матушке Еннафе только доброе. В монастыре матушка Еннафа поддерживает как в храме, так и вне его образцовый порядок».

Кроме того, епископ Ювеналий считал, что в январе 1921 года матушка Еннафа при попытке местной власти осквернить и забрать помещение зимней домовой церкви в честь Владимирской иконы Божией Матери под армейский клуб «…проявила большую твердость и стойкость, защищая дело, признанное впоследствии гражданской властью вполне справедливым». Сестры обители по благословению игуменьи тогда буквально живым щитом встали у церковных дверей, а когда явился отряд красноармейцев, то заявили, что храм не отдадут. Безбожники настойчиво требовали отпереть церковные двери. Когда же монахини этого не исполнили, то в обитель приехала пожарная машина, и их стали обливать холодной водой. Но сестры еще больше сплотились вокруг храма. Тогда трех сестер из монастырского совета арестовали и отвели в ардатовский «домзак» (дом для заключенных, бывший острог), а остальных растолкали прикладами. Среди тех арестованных, кого выпустили спустя шесть часов, оказались матушка Еннафа, монахиня Рафаила и монахиня Порфирия.

В дальнейшем красноармейцы взломали вход в храм. Сестры от предложения самим вынести иконы категорически отказались, и тогда этим занялись присланные в монастырь дезертиры (те, кто отказался служить в Красной армии) из т. н. «саботажки». Чтобы избежать безумного кощунства, монастырский батюшка убрал все с престола, сестры заперли алтарь, а иконостас завесили полотнами из ткани.

В холодное время года деревянный Владимирский храм являлся единственным местом молитвы для монахинь, так как протопить большой Покровский собор было очень сложно (стоимость дров в условиях экономической разрухи была высокая). В этом храме главными почитаемыми святынями являлись древние иконы, пожертвованные в обитель в 1864 году Петром Андреевичем Баташевым, наследником именитых владельцев Выксунских металлургических заводов.

Практически целый год матушка Еннафа боролось с новой властью за возвращение монастырского храма. После многочисленных жалоб, которые она подавала в Москву и губернским властям, 27 ноября 1921 года зимнюю церковь удалось вернуть в распоряжение сестер. 3 декабря в ней был отслужен благодарственный молебен с освящением воды, а потом совершен обряд окропления церкви святой водою. 4 декабря на престольный праздник в честь св. Великомученицы Варвары в нем состоялось торжественное богослужение.

После всех этих прискорбных событий Преосвященный Ювеналий стал ходатайствовать о необходимости возведения матушки Еннафы в сан игуменьи. Это произошло 17 июля (по ст. стилю) 1922 года, когда Церковь отмечает память святых отцов шести Вселенских Соборов. Чин ее поставления совершал сам владыка.

Исходя из рапорта новой игуменьи, в 1922 году в Покровском монастыре проживало 180 сестер, из них 65 монахинь, 65 послушниц, 48 женщин на испытательном сроке и две девочки-сироты на воспитании. Процедура изъятия церковного имущества, состоявшаяся в том же году, в обители произошла без столкновений и скандалов. Всего в фонды Госхрана было изъято 3 пуда 10 фунтов серебряных изделий. При этом все богослужебные сосуды и драгоценные ризы с почитаемых икон, которые также предполагалось изъять, благодаря мудрости и авторитету матушки Еннафы тогда удалось сохранить. Взамен ардатовские жители и сами сестры сделали в пользу голодающих свои личные пожертвования деньгами и бытовыми предметами из драгоценных металлов.

         Все сестры обители проживали в небольших полукаменных и деревянных корпусах. Некоторые из них жили при приходских храмах в близлежащей округе, где несли послушания в качестве псаломщиц и сторожей (соблюдая все монашеские правила и обеты). Начиная с августа 1922 года ежедневные богослужения в Покровской обители стал совершать иеромонах Саровской пустыни Исидор, а затем здесь служил священник Александр Зинин.

         Приспосабливаясь к новым условиям выживания и существования, ардатовские сестры во главе с матушкой Еннафой сохраняли духовные традиции своего монастыря и очень много трудились во время полевых работ в рамках вновь созданной из их числа сельхозартели.

         Из воспоминаний А.П. Тимофеевича, посетившего в 1926 году Ардатовский монастырь: «Обычный уездный городок старой России с плохо мощеными улицами, деревянными изветшалыми тротуарами и одноэтажными домиками. Повернувши в одну из боковых улиц, мы стали подниматься в гору и вскоре очутились перед Св. вратами Ардатовской Покровской женской обители. Высокая каменная стена из красного кирпича с угловыми башнями, опоясывающая монастырь, была очень красива. <…> Пройдя Св. врата, мы очутились на сравнительно обширном монастырском дворе, посреди которого возвышался главный монастырский храм, его плотно окружали со всех сторон монастырские келлии и хозяйственные постройки. Прижимаясь к самому храму, белели крестики и оградки на могилках.

         <…> Подкрепив свои силы скромным монастырским обедом, мы отправились поблагодарить матушку игумению за гостеприимство и просить благословения осмотреть достопримечательности. Узнав, что мы держим путь в Саров, матушка игумения [Еннафа — прим. О.Д.] заметила:

– Ну вот и хорошо, что не миновали нас, грешных. Ведь мы себя считаем тоже не чужими нашему дорогому Батюшке, и при жизни его монастырь наш многим пользовался от его щедрот и благодеяний, немало присылал он к нам душ, ищущих спасения, да и наш почивший старец о. Антоний некогда вместе с Преподобным подвизались в Саровской пустыни».*

Относительно спокойная монашеская жизнь в Ардатове продолжалась до 1928 года, а затем все примонастырские колхозы и артели в Нижегородской губернии были ликвидированы на основании постановлений ОГПУ и прокуратуры. Официально монашествующие (начиная с 1923 года) наряду с окрестными жителями входили также в состав приходских общин, организованных при монастырях, но в дальнейшем это было уже запрещено местными властями под любыми предлогами.

В 1928 году Ардатовский Покровский монастырь закрыли, а его насельниц выгнали за Святые врата. В дальнейшем несколько келейных корпусов приспособили для размещения здесь закрытой трудовой коммуны, где предполагалось разместить около 80 беспризорных детей. В 1930-е годы планомерно уничтожаются оба храма этого монастыря, а затем и другие его постройки.

Когда обитель была закрыта и разорена, игуменья Еннафа осталась проживать в своем родном городе Ардатове вместе с некоторыми сестрами (келейницами). Жили монахини в частных домах, кто у родственников, а кто среди бывших прихожан. В это же время здесь проживал находившийся уже на покое епископ Ардатовский Поликарп (Тихонравов), который  являлся духовником для местных монахинь и благочестивых мирян.

В 1931 году матушка Еннафа и епископ Поликарп были арестованы, а затем осуждены за контрреволюционную деятельность по печально известной статье 58-10. Они обвинялись за активную деятельность в церковно-монархической организации, направленную на свержение существующего советского строя. По этому громкому следственному делу Горьковского НКВД был осужден сразу 81 человек – монашествующие, духовенство, верующие миряне из Ардатова, Дивеева и Мурома.

Одновременно с арестом православных христиан на страницах уездной ардатовской газеты «Колхозная правда» выходили антирелигиозные статьи и заметки: «По-боевому развернуть безбожную работу в массах», «Работа школы в анти-рождественские дни», «Готовимся к анти-пасхальной кампании», «Безбожники должны готовиться к уборочной», «Поповский дом – под очаг культуры» и другие.

14 декабря 1931 года по постановлению Особого совещания при коллегии ОГПУ, вынесенного в Москве, матушка Еннафа (по паспорту Шилина Евдокия Степановна) была выслана в Северный край сроком на три года. Точное место ее нахождения в период ссылки пока не известно.

После отбытия этого незаслуженного наказания бывшая настоятельница матушка Еннафа возвратилась на свою малую родину. Но, не получив официального разрешения жить в Ардатове, она поселилась в этом же районе, в селе Поляны, найдя приют при местном приходском Успенском храме (где числилась на должности псаломщицы). В 1937 году, 11 ноября, она была вновь арестована вместе со священнослужителями этого села и другими монахинями, проживающими вместе с ней. При аресте, согласно протоколу обыска, у игуменьи Еннафы была изъята только литература религиозного характера.

13 ноября 1937 года местными властями была составлена официальная справка в отношении матушки Еннафы [стилистика и орфография документа сохранены — прим. О.Д.]: «Дана настоящая характеристика Леметским сельсоветом в том, что Шилина Евдакия Степановна живет на нетрудовые доходы, нищенствует и занимается контрреволюционной агитацией среди колхозников, а именно Шилина проповедовала о Гремячевском каком-то источнике и во время уборки урожая, где и был не выход на работу некоторыми колхозниками, ведет агитацию против высокой производительности труда. Организует около себя всю черную свору и под видом пришедших в церковь, проводит контрреволюционную работу, против выборов в Верховный Совет и Сталинской Конституции».

Об удивительной истории открытия источника в честь иконы Божией Матери «Скоропослушница» при селе Гремячево и по сей день существуют легенды и рассказы старожилов о событиях, имевшие место в 1930-е годы. Среди арестованных в 1937 году была жительница этого села, Жилкина Мария Яковлевна, которая на допросе подтвердила, что весной этого же года у нее были сновидения, согласно которым она с односельчанами обнаружила вновь явленный источник. А 27 июня 1937 года крестьяне Кулебакского и Ардатовского районов стали собираться у родника помолиться, искупать больных родственников и умыться водою. В результате многие колхозники в тот день не вышли на работу, что стало предметом разбирательства и поводом для дальнейшего обвинении верующих в антисоветской деятельности.

         Из ответов игуменьи Еннафы во время ее единственного допроса, который состоялся в ноябре 1937 года, следует, что она подтверждала только факты гонений на Церковь.

«Вопрос: Вы арестованы за антисоветскую деятельность. Дайте показания по этому вопросу.

Ответ: Я антисоветской агитацией не занималась и не занимаюсь.

Вопрос: Вы говорите неправду, требую от вас правдивых показаний о Вашей антисоветской деятельности.

Ответ: Ещё раз говорю, что я антисоветской деятельностью не занималась. Я не хочу скрывать того, что я часто встречалась с попом Рамзайцевым, с церковной старостой Масловой и Ястребовой Евдокией, с которыми вели разговоры о том, что власть притесняет церковь, стало быть, настало последнее время. Других разговоров я не вела. Записано с моих слов верно и мне прочитано. Шилина».

         В обвинительном заключении следователь потом запишет: «Шилина – бывшая игуменья Ардатовского монастыря как член антисоветской группы вместе с церковным старостой Масловой Т.И. группирует вокруг себя монашествующий и бродячий элемент. Среди верующих высказывает антисоветские, пораженческие суждения о советской власти, запугивает женщин, что кто не ходит в церковь, тот будет наказан, призывала женщин стоять за религию и ходить в церковь…».

28 ноября 1937 года  63-летняя игуменья Еннафа по приговору Тройки НКВД в три часа дня была расстреляна и затем погребена в общей безвестной могиле. В один день с ней также  расстреляли священника из села Поляны – иерея Григория Рамзайцева (1874 г.р.), священника из села Леметь – иерея Сергея  Магнитова (1885 г.р.).

Келейница матушки Еннафы монахиня Евдокия Михайловна Ястребова (1882 г. р.) и церковный староста Татьяна Ивановна Маслова (1874 г. р.), осужденные на 10 лет заключения в исправительно-трудовом лагере, стали жертвами Гулага. Из показаний монахини Евдокии: «Я еще раз заявляю, что я антисоветской деятельностью не занималась, за исключением того, что я вместе с попом Рамзайцевым всегда стояла за церковь и призывала других к этому». Дальнейшая ее судьба остается не известной. Учитывая преклонный возраст, большая вероятность того, что она погибли в лагере.

Неграмотная крестьянка Маслова Татьяна Ивановна, которая даже не могла поставить свою роспись (в документах приложен отпечаток ее пальца), также не признала себя виноватой. Она отбывала наказание в «Буреполомской» ИТЛ № 4 в Семеновском районе Нижегородской области, где работала уборщицей. Ее супруг Маслов Иван Иванович дважды в 1938 году писал прошения о пересмотре ее дела начальнику УНКВД по Горьковской области т. Лаврушину, но его заявления были отклонены. В 1940 году сама Татьяна Ивановна, через адвоката обращалась к наркому внутренних дел СССР Л.П. Берии с просьбой о сокращении ей срока наказания. Однако, новым постановлением НКВД от 29 апреля 1941 года, прежнее решение Тройки было оставлено без изменений. Дальнейшая ее судьба неизвестна. В селе Поляна у нее оставались муж, трое сыновей и шесть внуков.

Единственная фотография игуменьи Еннафы чудом сохранилась в ее следственном деле за 1930 год. На ней она запечатлена вместе с двумя монахинями. Снимок этот, видимо, был сделан в Ардатове, во дворе их домика, на его фоне. Все личные документы и вещи матушки были изъяты во время ее арестов и впоследствии безвозвратно утрачены.

К большому сожалению, сегодня ни в краеведческом музее, ни у местных жителей не сохранилось изображений матушки игуменьи и других многочисленных сестер Ардатовского Покровского монастыря, одного из отблесков духовных подвигов св. прп. Серафима Саровского и  подвижника благочестия, прозорливого старца Антония Ардатовского.

Ольга Дёгтева. По материалам комиссии по канонизации Выксунской епархии

При цитировании ссылка (гиперссылка) на сайт Выксунской епархии обязательна. 23/07/2020.

Положение

Положение честной Ризы Господа нашего Иисуса Христа в Москве (1625). Честную Ризу Спасителя не следует отождествлять с нешвенным Его Хитоном — они ясно различаются в Священном Писании: «Воины же, когда распяли Иисуса, взяли одежды Его и разделили на четыре части, каждому воину по части, и хитон; хитон же был не сшитый, а весь тканый сверху. И так сказали друг другу: не станем раздирать его, а бросим о нем жребий, чей будет, — да сбудется реченное в Писании: разделили ризы Мои между собою и об одежде Моей бросали жребий» (Ин. 19, 23-24; Пс. 21, 19).По преданию Грузинской Православной Церкви, Хитон Господень был принесен еврейским раввином Элиозом из Иерусалима в Мцхету и поныне пребывает под спудом в основании Мцхетского Патриаршего собора Светицховели (празднование в честь Хитона Господня совершается 1 октября). Никто из мусульманских завоевателей не осмелился посягнуть на это место, прославленное знамением милости Божией — Животворящим Столпом (см. Синаксарий мцхетского собора № 48. «ЖМП», 1977, № 9, с. 53). Риза Господня, вернее, одна из ее четырех частей, а именно срачи’ца (известны также части Ризы Господней в Западной Европе — в г. Трире, Германия, и Аржантейле, близ Парижа, Франция), как и Хитон Господень, оказалась в Грузии. В отличие от Хитона, Риза хранилась не в земле, а в сокровищнице собора Светицховели вплоть до ХVII века, когда персидский шах Аббас I, опустошивший Грузию, вывез вместе с другими сокровищами и Ризу Господню. Чтобы расположить к себе царя Михаила Феодоровича, шах прислал в 1625 году Ризу Господню в дар Патриарху Филарету (1619-1633) и царю Михаилу. Подлинность этой ризы была засвидетельствована Нектарием, архиепископом Вологодским, патриархом Иерусалимским Феофаном, прибывшим из Византии, и Иоанникием греком, в особенности же чудесными знамениями, явленными Господом над больными через принесенную святыню. Впоследствии две части Ризы Господней находились в Петербурге: одна в соборе Зимнего Дворца, другая в Петропавловском соборе. Часть Ризы хранилась также в Успенском соборе в Москве и малые частицы — в Киево-Софийском соборе, в Ипатьевском монастыре близ Костромы и в некоторых других древних храмах. В Москве ежегодно 10 июля Риза Господня торжественно выносилась из придела во имя святых апостолов Петра и Павла Успенского собора, и она полагалась на аналое для поклонения во время Богослужения. После Литургии Ризу уносили на прежнее место.В этот день полагается также служба Животворящему Кресту Господню, ибо положение Ризы в Успенском соборе в 1625 году совершилось 27 марта, в день, который тогда приходился на Неделю крестопоклонную.

 

---