Пророк Софония был современником пророка Иеремии и пророчицы Олдамы. Происходил он из знатного рода. Пророк жил в царском дворце, проповедовал покаяние и помогал царю Иосии истреблять идолопоклонство.
Пророчествовал о бедствиях, грядущих на жителей Иудеи и соседних пределов: Газы, Аскалона, Крита, на моавитян, аммонитян, ниневитян.
Преподобномученик Данакт (в миру Дометиан Ианнуариевич Калашников) родился 10 января 1882 года в селе Самгородок Черкасского уезда Киевской губернии в крестьянской семье. Обучался сначала дома, а затем в церковноприходской школе. Когда юноше исполнился двадцать один год, он поступил в число братии Афонского монастыря, где пребывал на различных послушаниях. Был пострижен в мантию с именем Данакт. С 1914 года он находился на различных послушаниях на Афонском подворье в Москве, числясь в составе братии Афонского монастыря.
В 1923 году монах Данакт стал подвизаться в Покровском монастыре в Москве. В 1929 году он был рукоположен в сан иеродиакона.
В начале 1929 года началось разграбление кладбища Покровского монастыря. Мародеры расхищали надгробные памятники, разбирали и увозили металлические ограды. Иеродиакон Данакт пытался остановить расхитителей, но это не привело ни к какому результату – расхищение памятников продолжалось по-прежнему. Окна кельи, где жил отец Данакт, выходили на кладбище, и, завидев расхитителей, иеродиакон неоднократно обращал внимание сторожа на происходящий грабеж. Но это лишь озлобляло воров, которые стали думать, как избавиться от монаха.
14 августа отец Данакт, выйдя после службы из храма, встретил знакомого прихожанина, который сообщил, что хочет продать свой дом для уплаты налога. Отец Данакт сказал, что, конечно, надо продавать и уплатить налог. Сразу после того, как он распрощался с прихожанином, к нему подошел некий человек и поинтересовался, о чем они разговаривали. Иеродиакон ответил. Выслушав, тот возразил, что слышал весь разговор, который был направлен против советской власти. Отец Данакт отверг эти домыслы. Тогда неизвестный потребовал, чтобы иеродиакон следовал за ним в отделение милиции. За всем происходящим наблюдали трое молодых людей, и задержавший отца Данакта человек, бывший одним из компании тех, кто занимался разграблением кладбища, пригрозил, что если иеродиакон откажется, что разговор был антисоветским, то он призовет трех свидетелей.
Иеродиакон отправился с незнакомцем в отделение милиции, и здесь тот дал такие показания: «Сегодня около восьми часов вечера я находился на Семеновском кладбище. На кладбище я увидел неизвестного гражданина, который сидел на лавочке со священником, и последний ему что-то говорил. Я подошел к нему и услышал, что священник давал гражданину советы, то есть учил его, как жить; говорил ему, чтобы он не платил налоги, чтобы он выступал против политики советской власти. Когда я сел на лавочку, то они встали и пошли от меня. Я незаметным образом опять пошел за ними, но они все время меня избегали и наконец вошли в церковь. Я пошел за ними, неизвестный мне гражданин скрылся среди молящихся, а священник хотел другим выходом выйти из церкви, но я остановил его и попросил пройти со мной в отделение милиции. По дороге в отделение милиции он убедительно просил меня отпустить его, но я все-таки доставил его в отделение милиции»
На следующий день следователь милиции допросил отца Данакта. Отвечая на его вопросы, иеродиакон сказал: «Виновным себя в агитации не признаю. Вчера вечером около восьми часов я, окончив службу, вышел во двор и встретил своего знакомого, которого я знаю лет восемь, Сергея Алексеевича Ажаева. Зная, что Ажаев, бывший торговец овощами на Болотном рынке, должен фининспектору заплатить налоги, я у него спросил, заплатил ли он долг. Он ответил, что нет. Тогда я ему сказал, раз он должен, то необходимо налог заплатить, хотя бы путем продажи своего дома. Я его не агитировал и не советовал, чтобы он налоги не платил, и чтобы он выступал против советской власти, я ему также не говорил. Тот же человек, который меня привел в отделение милиции, заявил на меня потому, что я из окна своего дома вижу, как он ворует свинец, и сообщаю об этом сторожу».
16 августа отец Данакт был переведен в тюрьму ОГПУ, а дело, заведенное на него, отправлено в 6-е отделение секретного отдела Тучкову, который переправил его уполномоченному 6-го отделения секретного отдела Фрейбергу, чтобы тот его взял в производство.
20 августа Фрейберг допросил иеродиакона, который, отвечая на его вопросы, сказал: «Сергея Алексеевича Ажаева я знаю около восьми лет, проживает он за Даниловской заставой в недавно выстроенном собственном доме. В разговоре со мной он мне сообщил, что он еще не заплатил налог и для уплаты его собирается продать свой дом. Совета не платить налог я не давал и о мероприятиях советской власти в отношении налоговой политики я ничего не говорил».
Через месяц в качестве свидетеля был допрошен Ажаев, который сказал: «Мосфинотдел продал мой дом за недоимки. К иеродиакону Данакту я приходил посоветоваться в отношении продажи дома. Дом свой я предлагал продать через Мосфинотдел, имел намерение продать еще комнаты монахам, но они, и в частности иеродиакон Данакт, отказались купить, и дом был продан Мосфинотделом».
10 октября Фрейберг снова приступил к отцу Данакту с допросом, но на этот раз интересовался уже не одними советами отца Данакта относительно уплаты налогов, но и тем, кого он как диакон поминал за богослужением. Выслушав вопросы следователя, иеродиакон ответил: «Я действительно как диакон поминал вслух за богослужением убиенных и заточенных – духовенство и мирян. Агитации против советской власти я никогда не вел. С гражданином Ажаевым я говорил лишь о продаже дома. Совет о неплатеже налога я, как мне помнится, не давал».
На этом следствие было закончено, и следователь вынес заключение: «В церкви Покровского монастыря, во время службы, неоднократно с амвона поминал убиенных, заключенных в тюрьмы советской властью – духовенство и мирян.
Бывшему крупному купцу Ажаеву советовал не выплачивать налоговую задолженность и выступать против советской власти».
14 октября 1929 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило иеродиакона Данакта к трем годам заключения в концлагере, и он был отправлен в город Кемь. Впоследствии концлагерь был заменен на ссылку в Коми область на тот же срок. К концу срока, 23 июля 1932 года, руководство ОГПУ по Коми области дало свои рекомендации относительно дальнейшей судьбы отца Данакта: «Находясь в ссылке в Коми области, Калашников с положительной стороны себя не проявил, имеет связи исключительно с реакционно-монархическим антисоветским духовенством, в религиозных убеждениях тверд, свои взгляды по отношению политики мероприятий советской власти к культам выражает с враждебной стороны, что и стремится проводить среди населения. По окончании срока ссылки запретить Калашникову свободное проживание в 12-и пунктах СССР, объявленных в приказе ОГПУ № 19/10 от 11/1 1930 года».
16 декабря Особое Совещание при Коллегии ОГПУ постановило лишить иеродиакона Данакта права проживания в двенадцати пунктах и в Уральской области с прикреплением к определенному месту жительства сроком на три года.
Вернувшись из ссылки в 1933 году, он поселился во Владимире и здесь был рукоположен в сан иеромонаха к Рождественской церкви. В 1935 году иеромонах Данакт был направлен служить в Михаило-Архангельский храм села Архангельское Шаховского района Московской области.
В ноябре 1937 года председатель сельсовета по требованию сотрудников НКВД составил характеристику на иеромонаха Данакта, написав, что тот «настроен враждебно, ведет активную агитацию за веру в Бога как среди взрослых, так и среди детей».
Вызванный на допрос 25 ноября 1937 года председатель сельсовета показал, что священник сначала жил на частных квартирах, но затем верующие сообща построили ему мазанку. Об эксплуатации верующих была даже напечатана заметка в местной газете. Он показал, что священник вел с верующими активную работу, собирал их у себя в доме, где беседовал на религиозные темы и призывал больше молиться Богу. Кроме этого, среди верующих вел контрреволюционную агитацию против советской власти. Так, в начале ноября 1937 года говорил: «Советская власть нас зажала в тиски и хочет отнять у нас, верующих, религию, облагает и церковь и нас непосильными налогами». Накануне церковных праздников Калашников ходил по домам и напоминал верующим, что завтра праздник, призывал идти в церковь. Среди детей вел агитацию за веру в Бога. Так было и сегодня, 25 ноября. Калашников встретил детей, идущих из школы из деревни Косилово в село Архангельское, и сказал им: «Дети, завтра будет праздник, будет интересная служба, приходите в церковь. Вы не слушайте учителей, которые говорят, что нет Бога, они вам врут, их заставляют говорить вам так коммунисты, а сами они веруют в Бога». Часто Калашников вел агитацию за веру в Бога среди населения у колодца в селе Архангельском, где приходящим за водой колхозникам говорил: «Приходите завтра в церковь, завтра будет праздник и будет интересная служба». Так он говорил 5 ноября, накануне родительской субботы.
28 ноября 1937 года сотрудники НКВД арестовали иеромонаха Данакта, и он был заключен в тюрьму в Волоколамске. Сразу же начались допросы.
– Следствие располагает данными о том, что вы в октябре 1937 года вели контрреволюционную агитацию против государственных обязательств. Дайте показания по этому вопросу! – потребовал следователь.
– Никакой контрреволюционной агитации против государственных обязательств я не вел, – ответил священник. – Все обязательства выполняю.
– А за что же вас оштрафовали на двести рублей?
– Меня оштрафовали за то, что я якобы несвоевременно представил декларацию о доходах, а фактически я ее послал по почте своевременно.
– Следствие располагает данными о том, что вы вели контрреволюционную агитацию против налоговой политики советской власти в отношении Церкви, дайте показания по этому вопросу.
– О том, что мне приходится платить большие налоги, я вел разговоры, но они не носили контрреволюционного характера.
– Следствие настаивает на даче вами откровенных показаний о вашей контрреволюционной деятельности!
– Никогда я контрреволюционной деятельностью не занимался и не вел агитации против существующего строя.
– Вы признаете себя виновным в предъявленном вам обвинении?
– В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю, – ответил священник.
На этом следствие было завершено. 3 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила отца Данакта к расстрелу. Иеромонах Данакт (Калашников) был расстрелян 15 декабря 1937 года и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский)
«Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Декабрь». Тверь, 2004 год, стр. 8–16.
Священномученик Николай родился 13 апреля 1900 года в городе Саратове в семье благочестивых мирян Александра и Евдокии Сафоновых, два сына которых выбрали путь служения Господу, став священниками. Николай окончил четыре класса Саратовской Духовной семинарии, когда произошла безбожная революция, и духовные образовательные учреждения были закрыты. С 1918‑го по 1924 год Николай был учителем, а затем певчим на клиросе.
8 ноября 1926 года епископ Подольский, викарий Московской епархии Серафим (Силичев) рукоположил его во священника к Преображенскому храму в селе Спас-Купле Подольского уезда. В 1927 году отец Николай был переведен в Троицкую церковь Аристова погоста Богородского уезда и в том же году назначен настоятелем Покровского храма в Голиках на улице Малая Ордынка в Москве. В 1929 году безбожные власти закрыли Покровский храм и весь клир был священноначалием переведен в Благовещенский храм на улице Большая Ордынка или, как его сейчас называют, святителя Николая в Пыжах. В 1930 году отец Николай был награжден наперсным крестом.
21 ноября 1932 года священник был арестован и заключен в Бутырскую тюрьму. На следующий день следователь Байбус допросил священника. Отвечая на его вопросы, отец Николай сказал, что ведет переписку со своим братом, архимандритом Стефаном, сосланным «в Уральскую область за контрреволюцию, которую советская власть приписывает всему духовенству», но он никогда не писал в письмах, что в Москве поголовно арестовывают духовенство и закрывают церкви. «Никогда и ни у кого, – заявил отец Николай, – не собирались на квартирах и не обсуждали никаких политических вопросов. Я лично среди верующих не распространял никаких провокационных слухов о голоде, распаде колхозов. Также никому не говорил, что в Москве закроют большевики все церкви и скоро придет конец советской власти – власти антихриста. В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю».
Для показаний против священника был вызван свидетель, который сказал: «Я человек верующий, часто хожу в церковь Николы в Пыжах, знаю там священника Николая Александровича Сафонова, у которого часто исповедовался. Сафонов человек настроенный контрреволюционно… Он также среди церковников распространял всевозможные контрреволюционные слухи… Сафонов имеет переписку со священниками, сосланными за контрреволюционную деятельность. Он мне показывал письма, в которых его брат писал, что в ссылке одно духовенство, люди мрут с голоду… Сафонов эти письма показывает не только мне, но и всем верующим и старается убедить своих прихожан, что его брат и все сосланное духовенство мученики за веру Христову… Видя, что в этой церкви служители религиозного культа занимаются антисоветской деятельностью, я перестал ходить в эту церковь приблизительно с месяц».
10 января 1933 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило отца Николая к трем годам заключения в концлагерь, и он был отправлен в Свирские лагеря.
Отец Николай был освобожден досрочно в 1934 году и назначен сначала в храм святителя Николая в Пыжах, а затем, в том же году, в храм Ризоположения. Однако, как бывшему в заключении, ему было запрещено проживание в Москве, и он был направлен в город Каширу настоятелем храма Всех святых и возведен в сан протоиерея. В 1937 году Кашира попала в режимную зону, в которой было запрещено проживание всех осужденных по политическим статьям, и в феврале 1937 года протоиерей Николай был назначен настоятелем храма святых и праведных Иоакима и Анны в городе Можайске.
Протоиерей Николай был арестован 5 декабря 1937 года; 6 и 7 декабря были допрошены в качестве свидетелей служивший вместе с ним диакон храма и некий рабочий. Диакон показал, что священники, собравшись однажды в алтаре, обсуждали, идти ли им по приходу, в котором состоят и ближайшие деревни, с молебнами или нет. Священник Сафонов заявил, что сейчас по приходу ходить нельзя, так как идет предвыборная кампания по выборам в Верховный Совет и священников могут заподозрить в срыве предвыборной кампании и арестовать. Рабочий же показал, что протоиерей Николай, приехав в Можайск, окружил себя духовенством, ранее отбывавшим срок за контрреволюционную деятельность. За время служения отца Николая приход значительно увеличился за счет монашек, духовенства и верующих.
7 декабря следователь допросил отца Николая.
– Какую контрреволюционную деятельность вы вели среди населения? – спросил он.
– Я никакой антисоветской агитацией среди населения не занимался и виновным себя не признаю. Мы разговаривали в алтаре по поводу хождения по приходу… Но ввиду уборочной кампании мы, чтобы не вызвать на себя нареканий граждан, по приходу не пошли, хотя и был престольный праздник.
9 декабря тройка НКВД приговорила отца Николая к расстрелу. Протоиерей Николай Сафонов был расстрелян 15 декабря 1937 года и погребен в общей безвестной могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский)
«Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Дополнительный том 4». Тверь, 2006 год, стр. 229–233.
КРАТКОЕ ЖИТИЕ СВЯЩЕННОМУЧЕНИКА ИОАННА ДНЕПРОВСКОГО
Священномученик Иоанн родился 18 сентября 1875 года в селе Старый Чиртим Камешкирской волости Кузнецкого уезда Самарской губернии[1] в семье пономаря Михаила Днепровского. По окончании Духовной семинарии поступил псаломщиком в храм в селе Улыбовка Вольского уезда Саратовской губернии. В 1898 году Иван Михайлович женился на девице Александре, и впоследствии у них родилось четверо детей.
В 1905 году Иван Михайлович был рукоположен во диакона ко храму в селе Терса, а в 1914 году – во священника ко храму в селе Полчаниновка. По всей вероятности, храм в селе был в 1929 году закрыт, и отец Иоанн переехал в город Новоузенск Саратовской области, устроившись работать наблюдателем на Нижне-Волжскую метеорологическую станцию, и здесь он прожил до своего ареста, поддерживая отношения с местным священником и верующими.
8 декабря 1937 отец Иоанн был арестован, заключен в тюрьму в городе Саратове и на следующий день допрошен.
– Вы обвиняетесь в контрреволюционном действии против существующего политического строя в СССР.
– Виновным себя в этом не признаю.
– Вы клеветали на сталинскую конституцию, говорили, что это кабала и больше ничего и что хорошего от нее ждать нельзя. Признаете ли это?
– Это я также категорически не признаю.
– Вы говорили, что в день выборов сгонят всех на отдельные базы и прикажут голосовать за того, кто им будет выгоден, – будете ли это отрицать?
– Не признаю и это.
– Вы говорили, что советская власть посягнула на религию, разграбила храмы, невинно сослала все духовенство, – признаете ли это?
– Да, это я действительно говорил – что все храмы советская власть уничтожила и что священство невинно все сослано, других разговоров я совершенно не вел.
– Расскажите следствию, с кем из духовенства в Новоузенске вы поддерживали связь?
– Я был тесно связан только со священником Алексеем Поповым, у которого часто бывал и вел беседу, как вывести из тупика религию, так как советская власть окончательно добивает ее и жить нам становится все труднее.
– В беседе Попов защищал права религии, предлагал вам быть еще активнее в религиозных мероприятиях – вы дали согласие действовать заедино?
– Когда мы с Поповым беседовали относительно религии, то он мне говорил, что христианская религия самая идеальная и что отступать от нее не следует, – с этим и я с ним согласился, обещал чем смогу помочь, другого у нас в разговорах ничего не было.
– Вы говорили, что скоро советская власть будет свергнута, это осуществят культурные державы – Япония, Германия. Признаете ли это?
– Нет, этого я не признаю.
– Вы производили у себя на квартире сборы верующих, среди которых распространяли контрреволюционную пропаганду, создавали фонды для поддержания религии.
– Это я категорически отрицаю.
В тот же день следствие было закончено, и на следующий день, 10 декабря, тройка НКВД приговорила отца Иоанна к расстрелу. Священник Иоанн Днепровский был расстрелян 15 декабря 1937 года и погребен в общей безвестной могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский)
«Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия. Жизнеописания и материалы к ним. Книга 7». Тверь. 2002. С. 218–219
Священномученик Николай родился 3 сентября 1873 года в Москве в семье священника Троицкой в Зубове церкви Василия Ильича Виноградского. Как это часто бывало в семьях духовенства, Николай Виноградский решил пойти по стопам отца. Он поступил в Волоколамское Духовное училище, а после его окончания в 1887 году продолжил образование в Московской Духовной семинарии, которую окончил в 1894 году. С 1895 года Николай Васильевич работал учителем в церковноприходской школе Спасского на Песках в Каретном ряду храма в Москве. Через два года он был рукоположен во священника и направлен в Крестовоздвиженский храм села Крестовоздвиженское Клинского уезда Московской губернии. В 1899-1901 годах отец Николай служил в городе Москве, затем, в течение 17 лет, с 1901 по 1918 год, в селе Рюховское Волоколамского уезда.
Революция и последовавшие гонения на Церковь многое изменили в жизни отца Николая. Ему пришлось сменить много приходов: в 1918 году его направили в город Волоколамск, в 1924 году перевели в село Егорье Волоколамского района, затем в 1929 году – в село Лехачево Московского района, в 1931 году – в село Федоскино Дмитровского района. В двадцатые годы отец Николай был лишен избирательных прав как священнослужитель.
В мае 1937 года он был переведен на последнее место своего служения – в село Михайловское Рузского района Московской области, где стал настоятелем храма в честь Архангела Михаила. К этому времени за ревностное служение Церкви отец Николай был возведен в сан протоиерея.
Отец Николай Виноградский являл собою образец нестяжательного пастыря – у него никогда не было никакого имущества. И на последнем месте своего служения он жил в приходском доме, а заботу о его пропитании взяла на себя церковная община.
Отец Николай жил одиноко, семьи у него не было. В неотправленном письме от 27 октября 1937 года он писал: «Живу теперь я один… вот так по-монашески с Богом».
У отца Николая и его новой паствы сложились самые хорошие отношения. В этом же письме он пишет: «Приходской церковный совет очень заботится обо мне». Из материалов дела видно, что самоотверженное служение отца Николая привлекало в храм много людей. За короткое время новому настоятелю удалось завоевать любовь и уважение прихожан, что особенно раздражало власти. По словам свидетеля обвинения, председателя колхоза, «Виноградский… в дни религиозных праздников созывает в церкви многолюдные собрания верующих, задерживая последних по целым дням и тем самым срывая полевые работы». Очевидно, что новая волна репрессий 1937 года не могла обойти стороной такого пастыря.
Арестовали отца Николая 27 ноября 1937 года по обвинению в контрреволюционной агитации и заключили под стражу в Бутырскую тюрьму. На допросе следователь потребовал назвать людей, с которыми отец Николай поддерживал тесные связи. Понимая, что это может иметь самые трагические последствия, отец Николай ответил: «Связи я ни с кем не поддерживаю». Обвинения в контрреволюционной деятельности он не признал. Решением судебной тройки при Управлении НКВД СССР по Московской области от 5 декабря 1937 года протоиерей Николай Виноградский был приговорен к расстрелу. Казнь священника состоялась 15 декабря 1937 года на полигоне Бутово под Москвой, где он и был погребен в безвестной общей могиле.
Протоиерей Олег Митров
«Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Декабрь». Тверь, 2004 год, стр. 17–19.
Священномученик Феодор родился 21 октября 1875 года в селе Каменки Мышкинского уезда Ярославской губернии в семье священника Николая Алексинского. В 1890 году Федор поступил в Ярославскую Духовную семинарию, а по ее окончании – в Московскую Духовную академию, которую он окончил в 1900 году со степенью кандидата богословия и был назначен учителем русского и церковнославянского языков в Краснохолмское Духовное училище.
В 1909 году он был рукоположен в сан священника к Страстному монастырю в Москве, в котором прослужил до его закрытия безбожными властями в двадцатых годах. После закрытия монастыря отец Феодор был назначен служить в храм Знамения Божией Матери на Каретной улице в Москве.
14 апреля 1931 года власти арестовали отца Феодора и он был заключен в Бутырскую тюрьму в Москве. Отца Феодора и всех арестованных, более тридцати священнослужителей и мирян, обвиняли в том, что они, «монахи и монашки ликвидированных монастырей, члены церковных советов, попы и бывшие торговцы, будучи активными церковниками-антисоветчиками, считающими советскую власть “властью антихриста”, группируясь вокруг реакционных московских церквей, проживая группами и в одиночку, занимались активной антисоветской деятельностью, выражавшейся в организации нелегальных антисоветских “сестричеств” и “братств”, оказании помощи ссыльному за контрреволюционную деятельность духовенству, произнесении проповедей контрреволюционного характера, антисоветской агитации о религиозных гонениях, якобы чинимых советской властью…» Будучи допрошен, отец Феодор сказал, что ни сам не вел антисоветских разговоров, ни при нем его знакомые таких разговоров не вели, а что было без него и какие разговоры вели его знакомые в его отсутствие, он не знает.
30 апреля 1931 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило отца Феодора к трем годам ссылки в Северный край. Из ссылки он вернулся в 1934 в Москву, где оставалась его семья, но власти не разрешили ему жить в городе и заявили, что он может поселиться не ближе ста километров от Москвы. Отец Феодор выехал в Тулу, как ближайшую от Москвы область, но здесь не смог получить места священника и поехал в Патриархию, которая направила его священником в храм в селе Ивакино Уваровского района Московской области.
Отец Феодор был арестован 1 декабря 1937 года и заключен в Таганскую тюрьму в Москве. 2 декабря сотрудники НКВД допросили его и лжесвидетелей.
Первым был допрошен сын расстрелянного в 1918 году священника; в тридцатых годах он стал учителем начальной школы в поселке. Он показал, что старушка, хозяйка дома, в котором жил отец Феодор, говорила ему, что священник после службы сказал верующим: «Православные, настало тяжелое время. Жить становится все хуже и хуже. Все идет по Священному Писанию. Скоро настанет время кровопролития». В августе 1937 года он, возвратившись из школы, зашел к священнику домой, и тот будто бы сказал ему: «Вот смотрите, если вы следите, а я знаю, что вы человек ученый, какое есть сходство со Священным Писанием. Писано, что церкви будут разоряться, на нас будут гонения».
Затем был допрошен председатель колхоза в деревне Потапково, где отец Феодор жил с августа 1937 года. Он показал, что со времени перехода священника на жительство в деревню Потапково стало заметно падение дисциплины в колхозе, колхозники стали посещать церковь, а контрреволюционная деятельность священника проявилась в факте посещения домов колхозников. Священник даже пытался заходить в правление колхоза и вести разговоры о религиозных обрядах, но им, председателем, был дан отпор. В августе священник вел среди колхозников разговоры на религиозные темы, говоря: «Православные, грешно в праздничные дни работать, Бог вам за это не даст хорошей жизни. У Бога всё, от Него зависит ваша судьба – и в вашей семейной жизни, и в крестьянстве без Бога ни до порога». «В сентябре 1937 года священник пришел в канцелярию колхоза, – свидетельствовал председатель, – и просил, чтобы я не притеснял колхозников и разрешил им ходить в церковь, и говорил: “Трудное время настало. Бога забыли, а Бог вас стал забывать. Всюду настало уныние, войны, и придет время, что люди опомнятся, но будет поздно”. Я с ним не стал разговаривать и попросил выйти».
Затем был допрошен отец Феодор.
– Следствием установлено, что вы в августе 1937 года в беседе о существующем государственном строе высказывали недовольство советской властью и распространяли провокационные слухи о войне. Вы признаете это? – спросил священника следователь.
– Нет, не признаю. Это клевета на меня. Я против советской власти никогда ничего не высказывал.
– Следствием установлено, что вы среди колхозников деревни Потапково проводили агитацию за то, чтобы колхозники в религиозные праздники не работали. Этим самым вы разлагали трудовую дисциплину в колхозе. Вы признаете в этом себя виновным?
– Нет, я не признаю себя виновным. Я такой агитации не проводил. Никому я не говорил, что в религиозные праздники нельзя работать, – ответил священник.
На этом допросы были закончены и следствие завершено. 5 декабря тройка НКВД приговорила отца Феодора к расстрелу. Священник Феодор Алексинский был расстрелян 15 декабря 1937 года и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский)
«Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Дополнительный том 2». Тверь, 2005 год, стр. 231–235.
Священномученик Иоанн родился 25 мая 1878 года в селе Ануфриево Никольской волости Рузского уезда Московской губернии в семье псаломщика Николая Державина. В 1894 году он окончил Коломенское Духовное училище, а в 1901 году – Московскую Духовную семинарию и был назначен учителем церковноприходской школы при Богородице-Рождественской церкви в селе Вихорево Серпуховского уезда, а с 1902 по 1904 год был учителем и законоучителем в Горшковской церковноприходской школе Гуслицкого округа Богородского уезда. Женился, впоследствии у них с супругой Пелагией Петровной родилось девять детей.
7 августа 1904 года епископ Дмитровский, викарий Московской епархии Трифон (Туркестанов) рукоположил Ивана Николаевича в сан священника к Никольской церкви в селе Милет Богородского уезда. С этого же времени он стал законоучителем в Милетском земском начальном училище. За благоговейное исполнение священнических обязанностей и за усердное проповедание слова Божия отец Иоанн в 1911 году был награжден набедренником. В рапорте благочинного отмечалось, что отец Иоанн Державин, «отличаясь кротким и добрым характером, пользуется уважением и любовью своих прихожан».
Храм в селе Милет был выстроен в усадьбе, принадлежавшей князьям Голицыными Ухтомским. Только в начале ХХ века здесь появилась приходская церковь. Приход был малочисленным, а с началом гонений на Русскую Православную Церковь и упадком веры и вовсе обезлюдел. Отец Иоанн и его семья бедствовали, продавая из имущества все, что только можно было продать, но священник не покинул приход.
В 1929 году усилились гонения на Русскую Православную Церковь, власти стали искать лжесвидетелей и допрашивать их. В декабре 1929 года один из лжесвидетелей показал:
– Священник Иван Николаевич Державин выступал с проповедями, в которых говорил, что советская власть – власть безбожная, религию насилует, надо с безбожниками вести борьбу, несмотря на все невзгоды. За это получите награду. Придет время, и не будет такого насилия над верой. Проповедей Державин не говорит около полугода, а число, когда он говорил, не помню, но он мне лично говорил, что теперь проповеди говорить нельзя, за это посадят, нам нужно потихоньку вести работу среди крестьян, это принесет больше пользы.
– Говорил ли с вами Державин или с кем-либо другим против власти? – спросил следователь.
– Я точно не помню. В разговоре со мной он сказал, что советская власть задавила налогами. Религию угнетает. Всех задавила непосильными налогами, фабрикантов обобрали, купцов тоже, теперь возьмутся за крестьян. Власть духовенство давит, меня лично гонят из дома. Дожили при этой власти до того, что ничего нет. Это Бог наказывает за наше безбожие.
Другой лжесвидетель сказал, что священник систематически выступал с проповедями, в которых призывал бороться за укрепление религии; указывал, что теперь детей при советской власти в школах Закону Божию не учат и надо их учить дома. Призывал граждан помочь церкви, собрать деньги среди верующих. Спасибо тем гражданам, которые еще не забыли Бога и посещают храм, им Бог за это поможет. У нас стало много безбожников, забыли Бога, жить стало худо, храм разваливается, ничего не стало. Бог нас за это накажет.
Опираясь на эти показания, ОГПУ 3 февраля 1930 года арестовало священника, и он был заключен в Бутырскую тюрьму в Москве. На следующий день, отвечая на вопросы следователя, отец Иоанн сказал: «Никакой антисоветской агитации нигде и никогда я не вел. Проповеди я не произношу уже около года. Ранее произносил проповеди часто, но они носили исключительно религиозный характер, и ничего противосоветского в них не было. В частных разговорах от бесед на политические темы воздерживаюсь. С прихожанами имею общение только по чисто церковным делам».
На этом дело было закончено. 22 марта 1930 года тройка ОГПУ приговорила священника к трем годам ссылки в Северный край и дана была рекомендация на все ходатайства о смягчении его участи отвечать отказом.
Вернувшись из ссылки, отец Иоанн был направлен служить в храм в село Ильинское-Ярыгино Сычевского района Смоленской области. 12 февраля 1935 года он был назначен служить в храм в село Ново-Александровка Шаховского района Московской области, а 5 марта 1937 года в Троицкую церковь в село Каменка Ногинского района; жил он с семьей в селе Милет Реутовского района. За самоотверженную и безупречную службу отец Иоанн был возведен в сан протоиерея и награжден крестом с украшениями.
29 ноября 1937 года он был арестован и заключен в тюрьму в городе Ногинске. На священника донесли, будто бы он говорил, что верующие стали забывать Бога и мало посещают храмы, что советская власть зверски преследует веру и верующих, сажает невинных людей в тюрьмы, что священник призывал, стоя в церковном дворе: «Православные, возьмите себя в руки, вы позабыли веру и Бога, мало ходите в церковь и больше слушаете этих антихристов-коммунистов, пора вам взяться за ум».
Священника обвинили в активной контрреволюционной деятельности, но отец Иоанн не признал себя виновным.
– Следствием установлено, что вы в августе в ограде церкви запугивали верующих контрреволюционной клеветой с целью привлечения к Церкви и создания недовольства среди верующих советской властью. Признаете ли это? – спросил следователь.
– Никогда я верующих с целью привлечения к Церкви и создания недовольства советской властью не запугивал, – ответил священник.
3 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила отца Иоанна к расстрелу. Протоиерей Иоанн Державин был расстрелян 15 декабря 1937 года и погребен в безвестной могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский)
«Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Декабрь». Тверь, 2004 год, стр. 20–24.
Священномученик Сергий Кудрявцев родился 1 июля 1881 года в селе Фряново Богородского уезда Московской губернии (ныне Щелковский район Московской области). Он был вторым ребенком псаломщика фряновской Иоанно-Предтеченской церкви Дмитрия Феодоровича Кудрявцева.
Придя в возраст, Сергей Дмитриевич поступил в Московскую Духовную семинарию. В 1902 году он уволился из 5-го класса семинарии, после чего состоял помощником учителя в Воскресенской, на Шоше, церковно-приходской школе Клинского уезда, а затем был перемещен на должность учителя в Ермолинскую церковно-приходскую школу. В 1905 году он был определен на вакансию псаломщика в погост Нерский Бронницкого уезда Московской губернии, а в 1908 году рукоположен во диакона к Богородице-Рождественской церкви села Анискина Богородского уезда. Жена отца Сергия, Екатерина Ивановна (в девичестве Павлова) происходила из крестьянской семьи. У них родилось четверо детей: дочь Ольга и сыновья Борис, Николай и Василий.
19 июня 1911 года диакон Сергий был рукоположен во иерея и определен на место второго священника в тот же храм села Анискина, в котором служил диаконом. На его место во диакона был рукоположен его родной брат Николай.
С началом в июле 1914 года войны между Россией и Германией отец Сергий был направлен на фронт, по всей видимости, полковым священником, оставаясь при этом заштатным священнослужителем Анискинской церкви. К приходскому служению он вернулся в 1916 году, в конце которого получил новое назначение — в Космо-Дамиановскую церковь села Кузьмине Серпуховского уезда Московской губернии, где он служил до 1924 года. С 1924 года состоял священником при Успенской церкви села Шматова Серпуховского округа Московской области. О служении в Шматове отец Сергий позже вспоминал так: «… В год получал всего доходу 350 р<ублей>, кроме этого прихожане зная свой приход, его несостоятельность, давали еще и продовольствие муки в год пудов 15-20 и картофелю мер 30-40». В 1925 году о. Сергий является священником церкви Знамения Пресвятой Богородицы села Ушакова Мокринского волостного совета Каширского уезда Московской губернии
В 1930 году община верующих села Анискина испрашивает на служение в местном приходе своего прежнего священника, и с 25 июля отец Сергий вновь становится священнослужителем Богородице-Рождественского храма. Около 1934-36 годов отец Сергий высылается в город Киржач. В августе-сентябре 1937 года священник вместе с сыном Николаем переезжает к месту своего последнего служения — настоятелем храма в честь Воздвижения Креста Господня города Хвалынска Саратовской области, где Господь судил ему прослужить совсем мало. 27 ноября 1937 года протоиерей Сергий Кудрявцев был арестован Хвалынским РО УНКВД и препровожден в Вольскую тюрьму. При обыске у него были изъяты паспорт, два послужных списка, 15 крестиков, 10 «разных молитвенных книг», иерейское облачение и дореволюционное удостоверение личности «с маркой царя Николая». На следующий день новомученик был допрошен.
Выписка из протокола заседания судебной тройки при Управлении НКВД по Саратовской области от 10 декабря 1937г.:
«Вопрос: Вы являетесь участником контрреволюционной группы церковников. Так это?
Ответ: О существовании контрреволюционной группы церковников мне ничего не известно и участия моего в ней нет.
Вопрос: На протяжении следствия Вы скрывали проводимую Вами антисоветскую агитацию. Намерены ли Вы давать правдивые показания?
Ответ: Я говорил правду, других показаний дать не могу.
Постановили: Кудрявцева Сергея Дмитриевича РАССТРЕЛЯТЬ».
Приговор был приведен в исполнение 15 декабря 1937 г. в городе Вольске Саратовской области. В настоящее время, по свидетельству УФСБ Саратовской области, место захоронения останков жертв репрессий 30-х годов в г. Вольске установить не представляется возможным.
Священномученик Владимир родился 29 июня 1874 года в Москве в семье священника Александра Проферансова.
В 1898 году Владимир Александрович окончил Московскую Духовную семинарию и стал служить учителем.
В 1902 году он был определен псаломщиком к Георгиевской церкви, что на Лубянке. С 1905 года состоял действительным членом Московского общества народных чтений и библиотек. В 1907 году за усердные труды на поприще народного просвещения он получил благодарственную грамоту от Святейшего Синода. В 1909 году был награжден серебряной медалью на Александровской ленте и в том же году – серебряной медалью на Владимирской ленте в память 15‑летия приходских школ, а в 1914 году – золотой медалью на Аннинской ленте.
С 1915 года он стал исполнять обязанности старосты в Георгиевской церкви. В 1916 Владимир Александрович был рукоположен в сан диакона к Георгиевской церкви. В 1917 году диакон Владимир был назначен делопроизводителем Георгиевского приходского попечительства. С 1918 года он состоял сотрудником Московского епархиального совета. В 1920 году диакон Владимир был награжден двойным орарем. В том же году рукоположен в сан священника к Георгиевской церкви. С 1923 года он состоял секретарем при Святейшем Патриархе Тихоне. В 1924 году отец Владимир был награжден наперсным крестом за труды по канцелярии Церковного управления при Святейшем Патриархе Тихоне.
Высокое положение священника, хорошо знавшего как Патриарха Тихона, так и заместителя Местоблюстителя митрополита Сергия, у которого он исполнял многие церковные поручения, а также близкое расположение храма, где служил отец Владимир, к зданию ОГПУ на Лубянке натолкнули сотрудников ОГПУ на решение привлечь священника к сотрудничеству.
9 января 1932 года власти вызвали протоиерея Владимира для допроса и предложили сотрудничество с ОГПУ. Но священник не согласился на это предложение ни под влиянием уговоров, ни под нажимом угроз, и следователь вынужден был потребовать от него расписку, что тот обязуется «хранить в абсолютной тайне от всех лиц происходивший разговор между мною и представителем ОГПУ и в случае разглашения я буду отвечать перед Коллегией ОГПУ вплоть до применения ко мне самой высшей меры наказания». 8 февраля священник был арестован и заключен в Бутырскую тюрьму в Москве. На следующий день состоялся допрос.
– Что вы можете сказать по поводу группирования вокруг себя антисоветски настроенных церковников? – спросил следователь.
– Никакой группировки я не устраивал, – ответил священник.
– Происходили ли нелегальные собрания актива церкви при вашем руководстве?
– Таких собраний не было. У нас при церкви вообще собраний почти не было.
– Часто ли вами поминаются в церкви заключенные за контрреволюционную деятельность?
– Насколько часто, я сказать не могу, но когда подаются записки о поминовении заключенных, я всегда поминаю.
– Говорили ли вы среди верующих о том, что скоро конец советской власти и Россией будет управлять царь, потерпите немного и так далее?
– Никогда против советской власти я не говорил.
15 февраля ОГПУ приняло окончательное решение об аресте священника. 25 февраля, после нескольких дней угроз, снова состоялся допрос. Но священник держался мужественно и спокойно, казалось отсутствуя на допросе, и следователь вынужден был спросить его:
– Слышали ли вы, в чем вас обвиняют?
– Да, слышал.
– Признаете ли вы себя виновным в этом?
– Виновным себя в антисоветской агитации и группировке вокруг себя антисоветского элемента не признаю.
2 марта 1932 года уполномоченный ОГПУ составил заключение по «делу» отца Владимира, где написал: «По своим убеждениям Проферансов является реакционно-настроенным человеком. Долгое время работал в канцелярии у Патриарха Тихона, а в последующем – в Синоде митрополита Сергия. Одновременно являлся священником церкви Георгия на Лубянском проезде, где группировал вокруг себя антисоветский элемент и занимался систематической антисоветской агитацией».
14 марта 1932 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило протоиерея Владимира к трем годам ссылки в Семипалатинск. Здесь он познакомился со священником Константином Некрасовым, который, по‑видимому, и пригласил его приехать по окончании срока ссылки в город Можайск, зная, что отбывшим ссылку запрещено жить в Москве.
В 1935 году отец Владимир вернулся из ссылки и поселился в Можайске. Вернулся он тяжело больным. Власти вновь предложили священнику стать осведомителем и в обмен за согласие на сотрудничество обещали дать хороший приход, но отец Владимир от этих предложений отказался, и за это власти не дали ему возможности служить. Свой дом в Москве, где жила его жена, Мария Петровна, он мог посещать только тайно, не задерживаясь в нем более суток.
5 декабря 1937 года власти арестовали священника, и он был заключен в тюрьму в Можайске. Отца Владимира обвинили в том, что он, «имея крепкие связи со священниками, возвратившимися из ссылки, проживающими в городе Можайске, и с другим контрреволюционным элементом, проживающим вне города Можайска, будучи враждебно настроен против советской власти, среди окружающего населения проводил скрытую контрреволюционную деятельность».
– Что вам известно о контрреволюционной деятельности со стороны духовенства? – спросил его следователь.
– О контрреволюционной деятельности мне ничего не известно.
– Какую контрреволюционную деятельность вы проводили и проводите в данный момент?
– Никакой контрреволюционной деятельности я не проводил и не провожу, – ответил священник.
9 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила протоиерея Владимира к расстрелу. Священник Владимир Проферансов был расстрелян 15 декабря 1937 года и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский)
«Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Декабрь». Тверь, 2004 год, стр. 35–42.
Священномученик Николай родился 24 апреля 1876 года в городе Вязьме Смоленской губернии в семье протоиерея Николая Заболотского, служившего в городе в Воскресенской церкви. В 1895 году Николай окончил Вяземское Духовное училище и поступил в Московскую Духовную семинарию. В 1899 году он перешел в Вифанскую Духовную семинарию, которую окончил в 1902 году. По окончании семинарии Николай поступил в Юрьевский университет. Но Богу, по‑видимому, было неугодно, чтобы юноша выбрал светский путь, – он тяжело заболел, и по этой причине ему пришлось оставить учебу в университете. В 1905 году он поступил преподавателем в мужскую гимназию в городе Вязьме.
В 1910 году Николай Николаевич был рукоположен во священника ко храму в селе Будаево Гжатского уезда, а в 1913 году переведен служить в храм в селе Федотково Юхновского уезда. С 1917 по 1926 год он служил в храме в селе Марьинское Рославльского уезда, а затем в храме в селе Коробкино Гжатского уезда. С 1931 года он стал служить в селе Некрасово Уваровского района Московской области. Отец Николай был возведен в сан протоиерея и назначен благочинным.
Весной 1937 года в связи с усилением гонений на Русскую Православную Церковь представители местных властей стали писать жалобы в НКВД, что отец Николай совершает таинства и требы в домах прихожан не только не спрашивая на это разрешения сельсовета, но и, будучи спрошен, почему он делает это, не дает ответа, считая, что не дело властей спрашивать о том, что касается церкви и его священнической деятельности.
28 июня 1937 года заведующий отделом политучебы Уваровского райкома комсомола направил начальнику Уваровского НКВД докладную записку, в которой утверждал, что священник ведет в приходе агитацию, чтобы верующие не работали в первый день Пасхи и в религиозные праздники, а также что он лечит людей и домашнюю скотину. «Я считаю, – писал заведующий, – Заболотский никакого права не имеет на лечение людей и животных, за это он должен быть привлечен к ответственности».
Работник Уваровского райкома ВКП(б) написал, что «в 1935 году во время весеннего сева, на который попадала Пасха, граждане… побывши в церкви как в первый, а также и во второй день Пасхи, не работали и не выполняли план сева, заявляя: “Батюшка говорил, что урожай зависит не от того, чтобы работать в святые дни Пасхи, раньше не работали по целой неделе в дни Пасхи, а урожай собирали хороший”».
19 ноября 1937 года протоиерей Николай был арестован и заключен в тюрьму в городе Можайске. Через несколько дней после ареста священника на допрос был вызван председатель сельсовета, которого спросили, что он знает об антисоветской деятельности священника в селе. На это председатель ответил:
– Об антисоветской деятельности Заболотского мне стало известно с мая 1937 года, когда он появился в деревне Жихарево и начал обходить дома колхозников с целью окрестить колхозных ребятишек и предлагая причаститься престарелым мужчинам и женщинам в деревне Жихарево.
– Что вам лично известно об антисоветской деятельности гражданина Заболотского? – спросил следователь.
– Мне известно, что примерно 10 мая 1937 года я лично как председатель сельсовета был свидетелем, что Заболотский крестил двоих детей у гражданина деревни Жихарево.
– Как вы реагировали на факт крещения детей?
– Когда я зашел в избу колхозника, то, увидев священника Заболотского, я спросил: «Что вы тут делаете без ведома сельского совета?» А он, Заболотский, ответил: «А вам какое дело? И что тебе от меня нужно?» Тогда я ему ответил: «Я являюсь председателем сельского совета на данной территории, и для того, чтобы сделать то и иное дело, вы должны были меня поставить в известность прежде всего». Тогда Заболотский ответил: «Дело не ваше, мы с вами не связаны». На это я ему сказал: «Вы, совершая обряд крещения детей в неприспособленной посуде, можете заразить детей какой-либо болезнью». Тогда он закричал: «А, это Андреев! Мне про него говорили!» И в заключение добавил: «Вы сами разносите коммунистическую заразу». Я спросил: «Что значит коммунистическую заразу?» Он ответил: «Вы в клубе собираете по пятьсот человек населения и прививаете этому населению коммунистическую заразу».
В тот же день была допрошена некая колхозница, которая показала, что «в мае 1937 года священник Заболотский пришел в деревню Жихарево без ведома сельсовета и стал ходить по домам колхозников, предлагая населению свои услуги, чтобы отслужить в доме молебен. Здесь пришел председатель сельсовета к священнику Заболотскому и сказал: “Вы без ведома сельсовета ходите из дома в дом и разносите заразу, так как у нас в домах имеются больные сыпным тифом”. Священник Заболотский начал высказывать недовольство коммунистической партией, говоря: “Вы больше разносите коммунистическую заразу, у вас бывает кино, а люди на постановку приходят всякие”».
2 декабря следователь допросил священника.
– Вы в мае 1937 года были в деревне Жихарево? – спросил следователь.
– Да, был. Я был приглашен в деревню Жихарево для крещения ребенка.
– Следствие располагает проверенными материалами, что вы, находясь в деревне Жихарево, распространяли контрреволюционную клевету против советской власти и партии ВКП(б). Вы признаете себя в этом виновным?
– Это ложь…
– Следствием установлено, что вы среди населения ведете активную антисоветскую агитацию, направленную против существующего строя. Вы признаете себя в этом виновным?
– Антисоветской агитации я среди населения не вел. Я живу изолированно, на погосте, в церковной сторожке. В селения хожу только по приглашению.
На этом допросы были закончены. 5 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила отца Николая к расстрелу. Протоиерей Николай Заболотский был расстрелян 15 декабря 1937 года и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский)
«Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Дополнительный том 3». Тверь, 2005 год, стр. 247–251.