Месяц: Февраль 2025

Предание о Далматской иконе связывает её появление в монастыре с его основателем — преподобным Далматом, который в 1644 году поселился в пещере в месте впадения реки Течи в реку Исеть и принёс с собой икону Успения Богородицы из Невьянского монастыря, в котором принял постриг. В 1651 году образовавшийся вокруг кельи Далмата монастырь был сожжён войском сибирского царевича Девлет-Гирея, но икона, по преданию, не пострадала от огня (обгорела только её задняя сторона). Впервые историю об иконе Богородицы из Далматской обители сообщает челобитная игумена Далматовского монастыря Исаака и келаря Никона к царям Ивану и Петру Алексеевичам с просьбой о пожаловании средств на монастырское строительство. При этом игумене в 1707 году в монастыре был построен каменный Успенский собор, в который поместили Далматскую икону. В XVIII веке икона была украшена серебряным позолоченным окладом.

Икону украшала драгоценная серебряная позолоченная риза, устроенная в 1800 г. попечением игумена Гедеона. В 1864 г. в Москве архимандритом Мефодием была заказана другая серебряная позолоченная чеканная риза с драгоценными камнями.

19 апреля 1852 г. пожаром были уничтожены многие постройки монастыря, в т. ч. верхний придел Успенского собора, но Далматская икона вновь не пострадала.

В начале 1920-х гг. после упразднения монастыря его насельники разошлись по другим обителям, унеся с собой Далматскую икону. В настоящее время сведений о местонахождении иконы не имеется.

Из списков иконы известны:

• список 1725 года, выполненный в Далматском монастыре иконописцем Тамакульской слободы священником Андреем Михайловым; список был украшен серебряным окладом;

• в Знаменской церкви Барнаула (написан в 1854 году «сходствующий с подлинным как цветом красок, так и мерою своей доски»);

• список 1859 года, сделанный братьями Голышевыми, создавшими новое убранство Успенского собора Далматского монастыря; этот список украсили ризой 1800 года, бывшей на оригинале иконы;

• точный мерный список 2002 года, выполненный протоиереем Александром Маньшиным.»

Виленская икона Божией Матери написана святым евангелистом Лукой. Долгое время она была родовой святыней греческих императоров в Константинополе. В 1472 году икону перенесла в Москву София Палеолог, супруга великого князя Московского Иоанна III (1462–1505). В 1495 году великий князь благословил этой иконой свою дочь Елену при выдаче ее замуж за Литовского короля Александра. В честь перенесения иконы в бывшую столицу Литвы г. Вильно установлено празднование 15 февраля. Позже святую икону поставили в Пречистенском храме, в котором была погребена княгиня Елена.

Иоанн Грозный, пытаясь вернуть чудотворную икону в Москву, предлагал за нее королю Сигизмунду 50 знатных литовских пленников, но король решительно отказал, потому что все духовенство, как православное, так и униатское, не хотело лишиться этого сокровища.

В Пречистенском соборе икона пребывала до половины XVIII века, а потом была перенесена вместе с митрополией в Виленский Свято-Троицкий монастырь, находившийся тогда в распоряжении базилиан. Пречистенский же собор был отдан униатам. Только в 1839 году Свято-Троицкий монастырь вместе с иконой Одигитрии был возвращен православным. С этого времени чудотворный образ Пресвятой Богородицы пребывал там, привлекая благоговейное чествование всех православных.

Во время Первой мировой войны многие святыни были эвакуированы из прифронтовой зоны Литвы и Белоруссии, в том числе и Виленская икона. В 1915 году икону вместе с мощами Виленских мучеников привезли в московский Донской монастырь, и после этого её дальнейшая судьба неизвестна.

Икона Одигитрии написана на четырех досках, соединенных вместе: из них средние сделаны из кипариса, остальные из березы. В 1864 году чудотворная икона была подновлена.

 

Житие

Священномученик Алексий (Алексей Михайлович Никитский) родился 6 марта 1891 года в селе Михалево Бронницкого уезда Московской губернии в семье священника, служившего в храме Рождества Христова, Михаила Павловича Никитского. В 1902 году Алексей окончил земскую трехклассную школу в Михалеве, в 1906 году — Донское духовное училище, а в 1912 году — Московскую Духовную семинарию и был назначен учителем второклассной школы при фабрике на станции Балашиха Нижегородской железной дороги. В 1913 году скончался его отец, и в 1914 году Алексей Михайлович был рукоположен во священника на его место ко храму Рождества Христова в селе Михалеве. С приходом советской власти отец Алексий был мобилизован в тыловое ополчение Красной армии и отправлен в Бронницы в конный корпус, где его обязанностью было следить за лошадьми. Затем он был определен на должность конторщика в строительный отряд, а позже — телефонистом на Ходынку, где было расположено тогда управление по снабжению воздушного флота. В 1921 году отец Алексий был демобилизован и подал прошение архиерею о принятии его священником в Московскую епархию, и с марта 1922 года стал служить в Троицком храме в поселке Удельное, где и прослужил до дня ареста.

В 1929 году у отца Алексия, как лишённого избирательных прав, отняли дом. Притеснение служителей Церкви со стороны советской власти в это время выражалось и в непосильном налоге как на них самих, так и на общины, которые должны были платить налог за использование здания церкви. Сумма налогообложений была такой высокой, что выплатить её стоило большого труда и самопожертвования. И священноначалие, и рядовые пастыри писали заявления с протестом против фактического ограбления верующих. Делали такие заявления и служители Троицкой церкви в посёлке Удельная. Одно из таких заявлений они написали в 1937 году после того, как районный финансовый отдел в несколько раз по сравнению с предыдущим годом увеличил налог с дохода причта.

Сотрудники НКВД произвели негласное следствие в отношении священнослужителей Троицкого храма, результатом чего стал арест священника Алексия Никитского и диакона Симеона Кулямина, который произошёл 26 января 1938 года.

Первый раз следователь допросил отца Алексия 30 января. На следующий день допрос был продолжен. — Где вы писали ваше заявление о снижении налога и какую цель вы преследовали данным заявлением? — спросил следователь.

— Я данное заявление о снижении налога писал сам лично у себя на квартире в 1937 году. После я это заявление принес в церковь, где к нему, после окончания службы, подписались Львов, Жуков и Кулямин, подписывались они в алтаре. Цели у нас никакой не было, но мы в заявлении просили только снизить нам налог, каковой нам не под силу было внести. Данное заявление мы писали согласно указанию районного финансового инспектора Панкова. — Следствию известно, что вы 2 мая 1937 года собирались на квартире митрополита Чичагова, где обсуждали контрреволюционные вопросы. Какие вопросы вы обсуждали и с кем?

— Я действительно 2 мая 1937 года был на квартире митрополита Серафима в посёлке Удельная, но я был им приглашен, чтобы отслужить молебен… после молебна я выпил стакан чаю, и мы все из квартиры Чичагова ушли по своим квартирам. Митрополит Серафим на Рождество и Пасху всегда приглашал нас отслужить у него на квартире молебен, так как по старости посещать церковь он не может… я никакую контрреволюционную агитацию среди верующих против мероприятий советской власти не вел и против налогов и займов не выступал… в предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю… Я, будучи священником удельнинской церкви, только выполнял свои обязанности как священник.

6 февраля состоялся последний допрос. — Следствию известно, что вы вместе с диаконом Куляминым вели агитацию среди верующих за незакрытие церквей.

— Я никакой с диаконом Куляминым агитации среди верующих не вел и в отношении незакрытия церквей вопрос нигде не ставил и ни с кем не говорил и не обсуждал.

Все время непродолжительного следствия арестованные священник и диакон провели в Таганской тюрьме в Москве.

16 февраля 1938 года тройка НКВД по Московской области приговорила их к расстрелу за «контрреволюционную агитацию против выборов в Верховный Совет, распространение слухов о закрытии церквей и арестах духовенства».

28 февраля 1938 года священник Алексий Никитский и диакон Симеон Кулямин были расстреляны на полигоне Бутово под Москвой и погребены в безвестной общей могиле. Перед расстрелом в этот же день фотограф Таганской тюрьмы сфотографировал их, чтобы при проводимых в это время массовых расстрелах палач не ошибся.

Причислен к лику святых новомучеников Российских постановлением Священного Синода 12 марта 2002 года для общецерковного почитания.

 

Священномученик Николай родился 15 мая 1889 года в селе Ильгощи Кашинского уезда Тверской губернии в семье псаломщика Петра Морковина. В 1913 году он окончил Тверскую Духовную семинарию и женился на девице Марии. Впоследствии у них родилось шестеро детей. В 1913 году Николай Петрович был рукоположен во священника ко храму в селе Петровском Кимрского уезда, затем, уже после революции, он был переведен ко храму в селе Лосево Горицкого района. В 1929 году священник с женой были арестованы по обвинению в отказе «от выполнения… общегосударственных заданий» и в сопротивлении «представителям власти при исполнении ими возложенных на них законом обязанностей» и отправлены в ссылку в Вологодскую область.

Отец Николай так описал все происшедшее в письме к брату-священнику: «Непрерывная и усиленная работа ради насущного хлеба для себя и деток-сирот сильно пошатнула мое былое богатырское здоровье. Но благодарим Господа Бога, что наши страдания и старания поддержать многочисленную семью были не напрасны. Наша защита от холода и голода семьи имела благие последствия, каковые вы увидите из нижеследующих строк сего письма. Экстренная постройка своего небольшого дома 8 на 8 аршин с двором, омшаника и бани, обучение двух старших дочерей Юлии и Нины в городе Кашине в школе 2-й ступени, усиленные налоги и недород хлеба из-за недостатка удобрения от одной только лошади (единственную корову пришлось продать, и два года были при такой многочисленной семье без коровы) привели нас к несостоятельности уплатить большие налоги, что и привело к задолженности государству. Ясно, что за дом было взято и продано все движимое имущество, вплоть до поросенка, единственной живой вещи для питания без коровы. Обнищание заставило взять из школы 2-й ступени сначала старшую дочь Юлию, а затем вторую, Нину, не доучив по году, то есть они прошли восемь групп. И вот в последний год моего жительства на родине я решил посеять побольше льняного семени и им заплатить в недостаток хлеба. Вот это-то семя и было роковым для нас. Оно попало под опись и подлежало по закону изъятию за недоимок, чего мы не предполагали. При этом попала под опись и моя зимняя ватная ряска, единственная надежда дочерей на пальто. Вот эти-то вещи мы с женой и решили не отдавать ради защиты детей.

Я-то определенно шел на это, ибо меня заранее и давно приговорили к аресту. Маня же не предполагала, что с ней так поступят и оторвут ее от шести детей. Но в действительности оказалось не то. На первых порах была картина ужасная, но впоследствии картина изменилась в лучшую сторону. Мой личный трагизм пастырской деятельности и тот материально-социальный лабиринт, какой переживает современный лишенец при многочисленной семье, решился сам по себе. Отсутствие родителей-лишенцев повлияло в лучшую сторону для детей. Старшая дочь Юлия восстанавливается в правах голоса. Все имущество и земля целиком остаются за детьми, и в заключение они причисляются к беднякам. И для меня присутствие жены на первых порах необходимо, как для человека, не бывавшего в жизненных перевертках. И так я и жена попали за неуплату налога и неотдачу описанного имущества. У нас было два суда. Первый суд осудил меня на шесть месяцев ссылки, а Маню на шесть месяцев принудительных работ, а второй меня — на пять лет, а жену — на два года ссылки. Я арестован с первого суда, то есть 1 ноября, а жена со второго суда, когда я сидел в тюрьме города Кашина, где она меня и догнала. Из Кашина до Москвы ехали в одном вагоне. В Москве были четверо суток, а потом ехали на машине до Котласа. В Кашине мы были назначены в разные районы…»

Первое время отец Николай и его супруга находились в разных концах Вологодской области, что угнетало обоих. Опытные люди научили их, как написать начальству, чтобы добиться разрешения отбывать ссылку вместе. Первые хлопоты не увенчались успехом, и отец Николай решил подать заявление начальнику милиции в Великом Устюге о переводе жены к нему и отправился на почту, чтобы купить бумагу и конверты. Когда он вышел с почты, то услышал, что, как ему показалось, как бы во сне кто его кличет: «Коля, Коля». Он обернулся и не поверил глазам — это была его жена Мария. Оказывается, она уже давно искала его и прошла со всеми вещами более ста пятидесяти верст пешком, и вот встретила его на улице.

Отец Николай писал своему старшему брату-священнику, отцу Леониду, и его супруге Елене: «Дорогой брат-крестный и Лена, здравствуйте! Письмо ваше мы получили 9 октября сего года, которому я был так рад, что не мог удержаться от слез, заплакал. Его я получил, придя только что из Пинюга в барак, без Мани, она осталась в Пинюге получить свой инвалидный паек (15 фунтов муки на месяц). От избытка чувств и мыслей не знаю, что вам и писать. Начну с того, что я потерял надежду иметь хотя письменную связь со своими кровными родными, и в том числе и с тобой, дорогой крестный. Больше этого, стал иметь обиду за то, что все родные меня забыли за время нашего пребывания на чужбине, ни от кого строчки-весточки. По приезде моем на чужбину, когда еще с Маней находились врозь, без копейки денег и куска хлеба, я писал всем родным, знакомым и своим духовным чадам воззвания о материальной и моральной поддержке, но в ответ на мой буквально вопль ни от кого ничего…

Из первых строк твоего письма видно, что ты от меня писем не получал и истинного положения моих дел не знаешь. Кончается срок отбывания на чужбине не мой, а Мани, а мне еще нужно отбывать три года, так что, дорогой крестный, бывают такие грустные минуты, что теряешь надежду, что вернешься домой и увидишь своих бедных деток-сирот, и такие тяжелые минуты стали часто повторяться ввиду близкого отъезда домой истинного содруга в жизни, Мани, которой нужно честь отдать, что крест свой перенесла почти безболезненно. Она жива, здорова и в полном разуме и памяти, только лишь получила болезнь “порок сердца”, по признанию медиков. Лично я думал, что она не перенесет такой, кажется по нашему человеческому разумению, тяжелый крест, но тут к месту слова Святого Писания, что каждому верующему в Него, то есть в Бога, крест дается по силам и каждому человеку, имеющему веру хотя с зерно горчичное, все возможно. Вот как раз она-то, благодаря Божьему Промыслу о нас и добрым людям, искру еще сохранила…

Скажу пока немного о себе. Мы, я и Маня, живем вместе. Она осуждена на два года, а я на пять лет. За все время моего пребывания на чужбине я прошел следующие специальности: семь месяцев ремонтного рабочего на пути железной дороги, полгода лесорубом, пять месяцев счетовод и второй месяц опять лесоруб. Живем в настоящее время в лесу в предбаннике, в девяти верстах от станции Пинюг. Пилим с Маней двухметровые дрова для углежжения. Зарабатываем рубля два-три в день, продовольствие получаем по 3-й категории, то есть 1 рубль 70 копеек выработки. Выдают кило двести печеного хлеба, круп 120 грамм и сахару 18 грамм… В общем, пока работать можно и кормиться…

Прости меня, дорогой крестный, за мою обиду на тебя, что ты забыл в трудную минуту. Теперь я стал богач, но не тем преходящим, что гниет и тлеет, а тем, что остается смертным до гробовой доски, то есть богатством жизни духовной. За время пребывания в исправительных домах и чужбине приходилось самоуглубляться и искать причину страданий, и я всегда приходил к заключению, что причина — это наше “я”. Вот со слезами на глазах кончаю сие письмо…

Дорогие родные брат-крестный с Леной и племянничек Вася с женой, здравствуйте!

 

Священномученик Михаил родился в 1891 году в селе Мачкасы Кузнецкого округа Пензенской губернии в семье крестьянина Максима Пятаева. Окончив сельскую школу, он учился в Москве, а затем переехал в Саратов, где преподавал русский язык и литературу. В Саратове он познакомился со своей будущей женой Евфросинией Фроловной. Она происходила из рода саратовских купцов Ивановых, которые имели баржи и возили товары по Волге. Отец Евфросинии был правил строгих, образование дал только сыновьям, а дочерей приучал к домашней работе, полагая, что для них лучше будет как следует научиться воспитывать детей и вести хозяйство.

В то время императорское правительство, развивая реформы премьер-министра Столыпина, весьма энергично занималось вопросами переселения русских крестьян на восток, на малозаселенные земли Сибири. Вместе с крестьянами в Сибирь переезжали священники, учителя, врачи и ремесленники. Всем изъявившим желание переселиться правительство оказывало материальную помощь. Так Михаил Пятаев с семьей оказался в городе Омске. Первое время он продолжал преподавать, но затем принял решение посвятить свою жизнь служению Господу. В 1917 году Михаил Максимович поступил псаломщиком в Крестовоздвиженский собор города Омска, чтобы впоследствии, если на то будет воля Божия, быть рукоположенным и в сан священника.

Началась беспощадная гражданская война. В 1918 году город заняли красные. Отступники от веры, красногвардейцы, въехали в собор на лошадях и принялись крушить все, что попадалось под руку.

Вскоре после этих событий в этом соборе в 1918 году архиепископ Сильвестр (Ольшевский) рукоположил Михаила Максимовича в сан диакона. До 1921 года диакон Михаил служил в Омске, а затем попросил правящего архиерея перевести его на службу в село, так как с большой семьей ему стало трудно здесь прокормиться, и он был переведен в Богоявленский храм села Малокрасноярка. Место было глухое, отдаленное от больших городов и железных дорог, но люди здесь были благочестивы и богаты; в самом селе жили несколько купеческих семей. Перед приходом в село красногвардейцев главы семейств уехали, чтобы не подвергнуться расправе. Из всех купцов остался дома только Василий Севастьянов. Многие советовали и ему скрыться, но он отвечал: «Зачем я буду бежать из своего родного села!» Занявшие село красногвардейцы арестовали его, поставили перед ним его жену и детей и на их глазах отрубили Василию голову на плахе.

В 1923 году диакон Михаил Пятаев был рукоположен во священника. Отец Михаил с большой любовью относился к своему приходу. Для бедняков он совершал крещения, венчания, отпевания бесплатно. Люди стали ездить к нему из других приходов — и не столько уже из-за бесплатных треб, сколько потому, что полюбился им ревностный и образованный пастырь, который всегда был готов прийти на помощь всякому страждущему. Если кто из прихожан побогаче жертвовал, он отдавал эти приношения беднякам. Многие из нищей братии находили у него поддержку и пропитание. Для этой цели он сам ловил рыбу и большую ее часть раздавал беднякам и нищим.

Однажды, наловив рыбы, он заморозил ее, сложил в мешок и поставил его в сенях. Вдруг слышит — из сеней доносится какой-то подозрительный шум. Выйдя, отец Михаил увидел, что двое нищих, утащив мешок, дерутся за рыбу. Застигнутые врасплох, они испугались, и один из них сказал:

— Отец Михаил, прости.

— Да уж ладно, Вася, прощаю, но так нельзя делать, это ведь грех, я вам так дам.

Священник завел нищих в комнату и сказал жене:

— Они замерзли, давай-ка налей им щей, покорми их.

Евфросиния Фроловна поставила на стол щи, другую еду и накормила их.

Храм в селе Малокрасноярке был двухштатным, и в 1928 году сюда был назначен второй священник — отец Иоанн Куминов.

Священномученик Иоанн родился в 1865 году в селе Куликовском Тюкалинского округа Тобольской губернии в семье крестьянина Ивана Куминова. В 1877 году семья переехала в Омск. Здесь Иван Иванович окончил учительскую семинарию и, пройдя испытание при Омской классической гимназии, был назначен инспектором народных училищ Тарского округа. В этой должности он прослужил до 1922 года, когда был рукоположен во священника. Служил отец Иоанн в храмах Омской епархии, в 1928 году он был направлен в Богоявленский храм в село Малокрасноярку.

Подошел к концу 1929 год. В Сибири началась коллективизация и связанные с нею аресты и высылка крестьянских семей, а вместе с ними и аресты духовенства. Всего семь лет прошло со времени изъятия церковных ценностей в 1922 году, а уже поднималось новое гонение на Церковь.

В начале 1930 года в канцелярию Малокраснояркского районного административного отдела пришел староста Богоявленского храма Петр Бородин и принес прошение — разрешить крестный ход на «иордань» 19 января в праздник Крещения Господня, как это бывало всегда. Заявление было написано не по форме. Делопроизводитель районного административного отдела дал образец, как должно быть написано подобное заявление.

— Я в этом деле ничего не понимаю, — сказал Бородин, — пусть приходит священник.

Через некоторое время в канцелярию пришел отец Михаил. Делопроизводитель объяснил священнику, как пишутся подобные заявления в соответствии с инструкцией, опубликованной в бюллетене НКВД.

— Дайте мне этот бюллетень, чтобы переписать инструкцию о правах и обязанностях религиозных объединений, чтобы нам руководствоваться законом, — попросил отец Михаил.

— Возьмите, а как спишете инструкцию, так верните. А есть ли у вас номер газеты «Известия», где было опубликовано постановление ВЦИК и СНК о религиозных объединениях? — спросил делопроизводитель.

— «Известия» мы сами получаем, — ответил отец Михаил.

В этом же бюллетене были опубликованы формы, по которым составлялись списки членов религиозной общины, и инструкция по их заполнению.

— Если сумеете быстро заполнить, то подайте их для перерегистрации общины к 10 января, — сказал делопроизводитель.

Отец Михаил стал просить присутствовавшего при разговоре начальника административного отдела, чтобы тот разрешил провести 5 января собрание членов общины для перевыборов. Начальник дал согласие и сам вызвался сообщить в сельсовет, чтобы оттуда прислали на собрание своего представителя.

— А как быть, если члены сельсовета будут препятствовать проведению общего собрания, которое разрешено постановлением ВЦИК? — спросил священник.

— Всякий, кто хочет провести общее собрание, должен спросить разрешение сельсовета, на территории которого предполагается проводить собрание. Если сельсовет разрешит, то он пришлет своего представителя и можно будет собрание провести, а если не разрешит, так, значит, на это есть причины и собрание проводить нельзя, — ответил делопроизводитель.

— А как по закону должна производиться регистрация членов общины? — спросил отец Михаил.

— Вы можете объявить о ней на собрании, которое будете устраивать, а также вывесить объявление в храме.

В тот же день часа через три отец Михаил вернул бюллетень, сказав, что инструкцию переписал, а все остальные постановления ВЦИК, опубликованные в газетах, ему хорошо известны.

3 января к Дорофею Гришманову, бывшему когда-то членом церковного совета, пришел Тимофей Мелехов и принес списки верующих для перерегистрации общины, сказав, что их дал ему отец Михаил. Мелехов предложил взять кого-нибудь пограмотней из твердо верующих и обойти со списком село. Вместо этого Гришманов пошел в сельсовет и заявил о том, что 3 января в село Большеречье ночью приезжал священник Михаил Пятаев и без ведома сельсовета послал граждан для производства какой-то регистрации.

5 января членами сельсовета в соответствии с этим сообщением был составлен акт: «Усматривая поповские ночные визиты подозрительными в связи с коллективизацией, а также без ведома сельсовета, постановили составить настоящий акт для передачи в административный отдел на предмет расследования и привлечения к ответственности»^[1].

Праздничное Рождественское богослужение в Богоявленском храме совершал священник Иоанн Куминов, а отец Михаил регентовал на клиросе. По окончании литургии отец Иоанн произнес проповедь, в которой, в частности, призвал молодых людей и их родителей чаще посещать церковь и молиться Богу. «Посылайте своих детей в церковь, и пусть они там молятся Богу. Не слушайте, кто вам что говорит, вас и так задавили непосильными налогами и теперь агитируют и хотят ввести в заблуждение».

Услышав эти слова, отец Михаил почувствовал, что может произойти недоброе. В обстановке гонений власти за одно неосторожное слово могли арестовать священников и закрыть церковь. Наверняка в храме есть люди, которые приукрасят и разнесут по селу это слово. Так оно и случилось. Прихожанка Дарья Баркова, выйдя из храма, стала всем говорить, будто отец Иоанн произнес антисоветскую проповедь, сказал, что «вас советская власть задавила непосильными налогами, вас одурманивают, ваших детей не пускают в церковь и в школах не учат божественному, не верьте, что вам говорят советские работники, они вам затуманивают головы»^[2].

Женщины убеждали ее не распускать по селу подобных слухов, иначе священников могут арестовать, но та не унималась. Впоследствии, вызванная на допрос, она лжесвидетельствовала о священнике, сказав, что «Куминов систематически занимается антисоветской агитацией»^[3].

После праздника Рождества уполномоченный ОГПУ принялся допрашивать крестьян. Большинство из них отказались лгать на священников. Показания давали председатели сельсовета и колхоза и их жены.

Отец Михаил по всему видел, что власти собираются его арестовать. У него был друг детства, который работал в московской милиции. Когда новая власть прочно утвердилась как власть антихристианская, преследующая Православную Церковь, он написал священнику: «Михаил, мне очень жаль… ты был учителем, а теперь стал священником. Не подумай дурного, я тебе это говорю не потому, что плохо отношусь к духовенству, но сейчас неподходящее для священнослужителей время. Я тебе предлагаю приехать в Москву и снова поступить на работу учителем. Я помогу тебе устроиться на работу и найти жилье».

За два дня до ареста священника его жена, Евфросиния, напомнила ему об этом письме и сказала:

— Давай-ка собирайся и уезжай. Тебе написал тогда твой друг, послушайся теперь его совета.

— Нет, Евфросиния, — сказал отец Михаил, — я никуда не уеду, я дал присягу. Как я могу изменить Богу и народу? Никогда! Я знаю, что иду на верную смерть, но такова воля Божия! А ты детей всех вырастишь и с Божьей помощью воспитаешь, никого не растеряешь.

— А детей-то сколько!.. — всплеснула руками жена^[4].

— Ну что же сделаешь, воспитаешь… с Божьей помощью.

Священников арестовали вскоре после праздника Рождества Христова и отправили в тюрьму в город Каинск. В тюрьме подследственных жестоко пытали. У живых людей клещами вырывали зубы с золотыми коронками, беспощадно били, так что у многих заключенных были выбиты все зубы и поломаны ребра. Следователь ОГПУ на допросах безжалостно избивал священников, а однажды с издевкой приказал надзирателям вылить на отца Михаила содержимое параши. Однако, несмотря на мучения, пастыри отказались лжесвидетельствовать, как того требовал следователь, заставлявший их подписаться под показаниями, что священники и члены церковного совета занимались организацией крестьян на борьбу с колхозами и советской властью.

Отец Михаил, отвечая на вопросы следователя, сказал: «В селе Малокрасноярка я служу с 1921 года. Сначала был диаконом, а с 1923 года был рукоположен в священника… Второй священник, Иоанн Куминов, служит с 1928 года. За время моей с Куминовым службы мы нигде и ни в чем противозаконном не участвовали. Исполняли только свой религиозный долг… Во время богослужений я проповедовал исключительно по Божественному Писанию. Священник Куминов проповедует чаще, но также только по духовным книгам, а о власти и о проводимых ею мероприятиях никогда не говорит. Он просто призывал молящихся и молодежь по-христиански молиться Богу и находить время для этого, ходить по праздникам в церковь»^[5].

Священник Иоанн Куминов на допросе сказал: «В Рождественский праздник мной была сказана в церкви проповедь верующим, которая была посвящена исключительно Рождеству Христа, но к этому было добавлено о трезвой жизни верующих, о том, чтобы они чаще ходили в церковь. Как мы смотрим по-христиански — шесть дней работай, а седьмой посвящается Богу. В конце проповеди я призывал повиноваться законам; каких-либо антисоветских высказываний я не допускал… Против коллективизации нигде никому ничего не говорил»^[6].

7 февраля 1930 года заключенных священников ознакомили с постановлением о предъявлении обвинения. В нем было написано: «Означенные граждане изобличаются в том, что на почве органической ненависти к советской власти, ее мероприятиям, проводимым на селе, и используя свое положение священнослужителей Пятаев и Куминов использовали религиозные предрассудки несознательного крестьянства и при поддержке зажиточной части деревни проводили контрреволюционную деятельность на срыв мероприятий, запугивая крестьян провокационными слухами о близком падении советской власти, якобы на основании “Писания Божия”. В конце декабря 1929 года на общем собрании граждан единогласно было принято — записаться в коллектив. Член группы, священник Пятаев, на второй день обходом индивидуально каждого хозяйства проводит якобы запись в общество верующих, между тем как следствием установлено — последний проводил агитацию против сплошной коллективизации села»^[7].

Прочитав обвинение, отец Михаил написал: «Виновным себя не признаю. Был в объезде сел в течение двух суток. Списки на запись верующих составлял по словесному распоряжению милиции для перерегистрации церковной общины. К отцу Иоанну Куминову ездил на квартиру только по своим церковным делам»^[8].

Священник Иоанн Куминов, прочитав обвинение, написал: «Виновным по предъявленному мне обвинению себя не признаю. Дополняю, что накануне ареста слышал разговор про Баркову, которая говорила в отношении проповеди, что я говорил в ней законам не подчиняться и власть не признавать, а я говорил наоборот. Не знаю, из чего исходила Дарья Баркова, искажая мою проповедь, так как церковь она посещала…»^[9]

21 февраля тройка ОГПУ приговорила священников Михаила Пятаева и Иоанна Куминова к расстрелу, а их семьи к ссылке на север.

28 февраля отцу Михаилу дали свидание со старшей дочерью Анной, приехавшей в Каинск. Свидание было через решетку. Священник попросил:

— Анна, дай мне свою косу.

Она протянула ему через решетку косу, и вся коса у нее была потом мокрая от слез.

— Папа, что ты плачешь? — спросила она.

— Мне очень тяжело, потому что вас так много и вы остаетесь одни.

В эту ночь Анна увидела во сне, как Божия Матерь причащает из золотого потира отца Михаила. Проснулась она с мыслью, что отец будет освобожден. Радостная поспешила она в тюрьму с передачей.

— Пятаев? — переспросил надзиратель. — Да он сегодня ночью расстрелян.

Священники Михаил Пятаев и Иоанн Куминов были расстреляны 28 февраля 1930 года и погребены в безвестной общей могиле в городе Каинске.

Игумен Дамаскин (Орловский)

 

Святой Анфимий (Анфим) Хиосский, в миру Аргирий Ваянос, родился 1 июля 1869 года в приходе святого Луки в городе Ливадия на острове Хиос. Он был младшим из троих детей бедных, но добродетельных родителей, крестьян, Константина и Агерио. С детских лет Аргирий отличался святым дерзновением, благочестием, любовью к Христу и Церкви. В детстве он удостоился видений Божией Матери, обещавшей ему в будущем Свое покровительство.

Из-за тяжелого финансового положения своей семьи Аргирий смог окончить лишь начальную школу. Он вынужден был заниматься профессией сапожника, чтобы обеспечить себя самым необходимым.

23 августа 1889 года Аргирий посетил скит святых преподобных отцов Никиты, Иоанна и Иосифа Хиосских на Овечьей горе (Проватео Орос), дабы подвизавшиеся там монахи-иконописцы отреставрировали семейную икону Богородицы «Скоропослушницы», которую Аргирий унаследовал от матери. «Я увидел этих блаженных отцов, и сердце мое разгорелось стремлением к монашеству», – вспоминал святой, рассказывая о своем желании встать на путь монашества. Его наставником и духовником стал старец скита, монах Пахомий, бывший духовным наставником святителя Нектария Эгинского.

Вернувшись в деревню, Аргирий, вдохновленный Небесной жизнью монахов, построил себе хижину на окраине и предался аскетическим подвигам, забыв обо всех заботах этого мира. Живя в хижине, он строго выполнял предписания Пахомия. Духовный отец, восхищаясь его послушанием, молчанием и стремлением к молитве, говорил своим монахам: «Этот юный послушник уже настоящий монах, ему уготовано стать великим отцом». Икона Божией Матери, которую подвижник хранил у себя всю жизнь, была его единственной помощницей, вдохновительницей на богоугодную брань, утешением в испытаниях и искушениях. От нее совершались чудеса для тех, кто навещал святого в уединении.

В 1898 году Аргирию было велено постоянно поселиться в скиту и постричься в малую схиму под именем Анфимий. Святостью своего жития он снискал всеобщее уважение и вскоре сделался настоятелем женского монастыря святого Константина, духовным наставником которого являлся старец Пахомий. Движимый любовью к Богу, святой предавался умерщвлению плоти. При этом он мог выполнять любую работу, трудясь, в том числе, на строительстве обители.

Вскоре слабое здоровье Анфимия пошатнулось: ему необходимо было покинуть скит для лечения у врачей, поэтому по распоряжению старца Анфимий построил скромную одинокую келью в своих семейных владениях в Ливадии. Анфимий продолжил подвиги, как будто жил в монастыре. В Ливадии он зарабатывал сапожным ремеслом на хлеб себе и престарелым родителям, раздавал милостыню и нуждавшимся.

Несмотря на болезнь, любовь к Богу помогала святому в аскетическом подвиге. Это вызывало ярость бесов, которые ополчались на него во время ночных молитв, поднимая страшный грохот, но он противостоял им с верой в Бога, великим терпением и упованием на милость Богородицы-Помощницы. Молиться ночью он любил сидя в дупле старой оливы, что росла рядом c его кельей. Как позже говорил сам святой Анфимий, он не давал себе «ни минуты отдыха». С помощью Богородицы ему удалось провести девятнадцать дней и девятнадцать ночей без сна, раз в два дня съедая краюшку хлеба и выпивая немного воды. В конце этого подвига он пришел в состояние восхищения и его дух пребывал вознесенным в раю, среди Ангельских хоров, и все это время Анфим не переставал повторять: «Господи, помилуй!»

25 июля 1909 года святой был пострижен игуменом Андроником в великую ангельскую схиму в ските святых отцов.

Великая добродетель святого запечатлелась в сознании хиосского народа, видевшего в нем своего духовного отца. Однако тогдашний митрополит Иероним противился этому под предлогом неграмотности старца Анфимия. Но Божественная воля открылась, когда родственник и крестный отец Анфимия, Стефан Диоматарис, пригласил святого в Адрамитио, где он прошел ускоренный курс обучения.

7 ноября 1910 года Анфимий был рукоположен в диакона митрополитом Ефесским Иоакимом, а на следующий день – в пресвитера епископом Мирини Александром, приняв также сан архимандрита и духовного отца. Хиротония была совершена в храме святой Анны в Смирне и сопровождалась чудесными знаками Божественного благоволения. Во время хиротонии случилось землетрясение, сверкали молнии, гремел гром, лил дождь. Лампады иконостаса качались в едином ритме, и одна из них даже упала на глазах у изумленных прихожан. А вскоре после этого преподобный Анфимий исцелил одержимого.

Когда святой прибыл на остров Хиос, народ увидел в нем своего ангела-утешителя. К несчастью, это событие вызвало зависть некоторых сослужителей, в результате чего в 1911 году Анфимий едет на Афон, где он еще глубже познал духовную, монашескую и киновиальную жизнь.

Обновленный, он возвратился на остров Хиос, где в 1912 году митрополит Иероним назначил его служащим священником в лепрозорий. Здесь святой имел возможность всецело предаться аскезе вдали от городского шума. Он ежедневно служил, молился и читал, разделял пищу с прокаженными, наставлял их, обращаясь с ними с великой любовью и заботой. Через некоторое время он превратил это заведение, где нищета человеческая развращала души, в настоящий образ рая. Многие из подопечных отца Анфимия встали на путь истинный и даже постриглись в монахи. Самый известный из них – монах Никифор.

После Божественного откровения святой обрел икону Богородицы-Помощницы. Помазание маслом от ее лампады и крестное знамение старца приносили исцеление сотням верующих. Тридцать восемь одержимых были освобождены постами и молитвами Анфимия перед иконой Божией Матери.

Когда в 1914 году жители Малой Азии были изгнаны турками, многие монахини и мирянки нашли приют у старца Анфимия. Они стали первыми насельницами его будущего монастыря. Чудеса Богоматери-Помощницы подвигли его основать обитель, сделав ее пристанищем благодати Богородицы и домом для осиротевших монахинь. Богородица исцелила старца от неизлечимой болезни, а он, в знак благодарности, облачил Ее икону в серебро, как в белые одежды. Старец говорил, что Богородица была для него «прохладным, тенистым деревом», в тени которого он отдыхал.

В 1927 году Анфимий получил разрешение основать обитель в округе Франкомахала, ранее принадлежавшем туркам. Святой сам составил план, предусмотрев все, что необходимо для жизни большого монастыря. Ценой его трудов, слез и молитв строительство началось, несмотря на противодействие тех, кто считал бесполезным и несвоевременным такое начинание.

В мясопустную неделю 19 февраля 1928 года было совершено освящение и основание монастыря. На следующий день начались строительные работы. Монахини помогали своими сбережениями, доходами от своих рукоделий, трудились лично, в то время как миряне оказывали финансовую поддержку и принимали участие в работах. Открытие нововоздвигнутого монастыря произошло 30 ноября 1930 года. Чудеса Богоматери и смирение старца привели в монастырь новых девушек, стремящихся посвятить себя Богу. Численность монахинь достигла 88 человек, а первой игуменьей была назначена смиренная монахиня Евпраксия Глика (†1956). Монашеский постриг приняла и родная сестра старца Анфимия Каллиопа, в монашестве названная Каллиникой.

В непреодолимой духовной борьбе, лишениях и жертвах, в скорбях и испытаниях монастырь достиг своего расцвета в последующие годы, когда его игуменьей стала рассудительная монахиня Марфа Петинаки (†1986). Анфимий явился заботливым отцом монахинь и мирян, снискав славу святого духовника. По молитвам старца, ежедневно служащего и трудящегося в монастыре, происходили бесчисленные чудесные знамения. Он приносил телесное исцеление всем болящим, посещавшим монастырь. Ни одного посетителя, больного или кающегося он не оставлял без утешения: кого лечил духовным наставлением, кого – целебными травами, но прежде всего – слезной молитвой перед иконой Божией Матери. Иногда за день до шестидесяти-семидесяти больных приходили в монастырь просить помощи святого и Пресвятой Богородицы.

Старец повелел, чтобы после его смерти это служение взяла на себя его одаренная послушница, монахиня Вриэни Кондозоглу, бывшая игуменьей монастыря в 1986-2005 гг. Этой терпеливой и деятельной монахине мы обязаны появлением рукописных томов с поучениями преподобного отца Анфимия.

Более тридцати лет святой Анфимий служил спасению душ и исцелению телес. Когда подвижник стал слишком стар, чтобы заниматься ручным трудом, он затворился в келье и умолял Господа даровать ему возможность помогать ближнему любым способом до последних мгновений жизни.

Дав общине полные божественной мудрости наставления, он отошел ко Господу 15 февраля 1960 г. в 6:35 утра, в возрасте девяноста одного года. Весь остров оплакивал подвижника.

Обретение честных мироточивых мощей старца Анфимия было совершено 3 сентября 1965 года. Чудеса, ежедневно творимые старцем, привели Церковь к необходимости его официальной канонизации, которая состоялась 14 августа 1992 года. 15 февраля 1993 года в монастыре была отслужена первая архиерейская Божественная литургия в его честь, а 16 августа того же года состоялось торжественное открытие первого храма памяти святого Анфимия, воздвигнутого в его старой келье, располагавшейся на семейных угодьях неподалеку от церкви святого Луки в Ливадии на острове Хиос.

В годы своей земной жизни старец избавлял от душевной боли многих верующих, вселял в них надежду и радость, подавал здоровье, словно народный врачеватель, многим болящим, оказывал материальную поддержку бедным, многодетным, чужеземцам, беженцам и прокаженным. И отныне, предстоя Престолу Великого Бога, ходатайствует о прошениях всех, с верою поклоняющихся его мощам и призывающих его чудесное предстательство. В монастыре происходят духовные перерождения, семьи укрепляются, молодые встают на путь жизни во Христе, больные исцеляются, бесноватые очищаются, здоровые чада рождаются в некогда бесплодных семьях после вкушения листьев от священного лаврового куста, посаженного здесь в память о святом и носящего имя Анфимий.

Благодать святого простирается, по выражению одной из монахинь, «от востока до запада»: старец стал известен по всему грекоязычному миру. С великим благоговением список святой иконы Богородицы Помощницы и частица мощей святого Анфимия хранятся ныне в храме университетской больницы в Патрах.

 

Преподобный Евсевий пустынник жил в IV веке и подвизался на горе близ селения Асиха в Сирии. Он проводил весьма суровую жизнь, находясь всегда под открытым небом и терпеливо перенося летний зной и зимний холод; одежду преподобный носил кожаную, питался моченым горохом и бобами. Будучи уже немощным старцем, во всю Великую Четыредесятницу ел всего 15 смокв. Когда к преподобному Евсевию стало стекаться много народа, он пришел в ближний монастырь, устроил у монастырской стены небольшую ограду и в ней пребывал до смерти. Преподобный Евсевий дожил до глубокой старости, скончавшись в возрасте 90 лет, после 400 года.